Галина Зарудная - Яд иллюзий
Теперь я понимаю, что допустила тогда роковую ошибку. Не стоило оставлять в живых эту мерзость. Но кто мог подумать, что ты найдешь ее! Еще немного и ты привел бы ее к нам на порог. О, нет! О, нет! – Мама быстро замотала головой, так быстро, что мне показалось, голова вот-вот сорвется с ее плеч и покатиться к нашим с папой ногам. – Я не могла этого допустить! Я не могла допустить, чтобы наше счастье рухнуло! Я убрала ее с нашей дороги – раз и навсегда.
– Ира, скажи мне, что все это не правда? Что ты никогда такого не делала. – Простонал отец бледными губами. – Ты не могла никого убить.
– Не могла? Почему ты думаешь, что не могла? Я должна была это сделать, исправить свою собственную ошибку. Хочешь, наверное, знать, как? – Ирина хвасталась преступлениями, будто могуществом, как какой-нибудь сверхсилой. – На этот раз мне помог один молодой человек. Ты, наверное, не помнишь его, Анюта. – Когда она ко мне обращалась, в ее голосе звучала глубокая материнская нежность. Меня это заставляло пятиться назад, вызывая дикие спазмы в желудке от ужаса и отвращения. – Ты не помнишь, потому что это было очень давно, вам тогда было по тринадцать лет. Это потом он пошел служить в милицию, этот Артем. А тогда вы ходили вместе на стрельбу, и в чемпионате ты его победила. Ты всегда была сильной, радость моя, всегда всех побеждала. И его, интернатского мальчишку тоже победила. Он начал околачиваться возле нашего дома, возле подъезда, никто его не замечал, только я. Естественно я натравила на него милицию, заявив, что побежденный моей дочерью мальчик преследует ее, видимо, чтобы сделать пакость. А он стал утверждать, что ты ему нравишься, разревелся… Забавная история!
Но позже вышло еще забавнее. Я поймала его у нас на даче, в тот момент, когда он крал твои фотографии, дорогая, и личные вещи. Мне только стоило сдать его в милицию – и ему крышка! Ведь это же взлом. А он – детдомовский. Звучит, почти как приговор. Но он стал умолять меня, что готов на все, лишь бы я этого не делала… И все это время оставался передо мной в долгу. Пришло время, и этот долг он полностью возместил. Даже больше того, все эти годы он продолжал тобою бредить, Анечка, стоило только дать ему надежду, что ты можешь стать его женой – и он был готов на что угодно. Но черта с два я ему это позволю! Он не достоин моей дочери. Как и тот паяц, что посмел распоряжаться тобою, как своею. Ничтожество на мотоцикле! Кто он такой, чтобы забирать тебя у меня? И ты, глупенькая, так быстро ему доверилась… Он стал тебе важнее, чем собственная мать! У меня не было выбора, от него тоже нужно было срочно избавиться, ты же меня понимаешь?
– И вы с Лихачевым, – выдавила я, превозмогая тошноту, – два гения-палача придумали идеальный план, как от него избавиться… Подтасовали улики, будто он причастен к убийству Миры. Ввели в игру Алису, запугали, убедили в том, что Кирилл действительно убийца и достоин наказания. И она, конечно же, дает эти лживые показания, а Лихачев подбрасывает шприц, которым сам же и уколол Миру перед убийством. Откуда на нем отпечатки Кирилла? Да что, разве один раз он вырывал у нее из рук шприцы? А тогда Лихачев, судя по всему, заманил Алису на строительство, не исключено – под видом Кирилла, и толкнул с высоты, не забыв оставить отпечатки ботинок Чадаева и шин от его мотоцикла.
Кирилла в это время, с твоего разрешения, Артем держит у нас на даче, так ведь? Лучшего места, чтобы его спрятать не придумаешь. Кто же станет его там искать? А мы там не бываем вообще. Это он и хотел сказать мне, когда говорил про дом, в котором повсюду мои фотографии. Вот только ему удалось сбежать… Вот это было настоящим провалом для вас!
Именно поэтому Лихачев, твоим запасным ключом, дорогая мама, зная что я нахожусь в этот момент у вас, посетил мою квартиру, устроил погром и оставил фото Миры… Продолжая шпионить за мной, ходить по пятам, торчать ночами под балконом и под дверью. А когда я его засекла, он великолепно сымитировал покушение, пытаясь сбить меня на мотоцикле Кирилла… а потом еще и вернулся – убедиться, что я действительно подозреваю Чадаева! И даже Борщев ни о чем не догадывается, ведь Лихачев там по его просьбе!
А следующей ночью он снова появился в образе Кирилла и покушался на Борщева. Но зачем? А может его главный интерес – запугать меня? Убедить меня в том, что Кирилл – убийца – недостаточно. Только зачем ему пугать меня, мама? Не для того ли, чтобы я, наконец, была здесь, с вами? С тобой! Чтобы Кирилл не успел мне все рассказать, ведь он уже все понял, и в любой момент мог найти меня… и я бы ему поверила! Ты знала, что все карты могут вот-вот раскрыться. Поэтому никого не жалела.
И все бы ничего, если бы я не сбежала этой ночью! Если бы не напялила тот идиотский парик, в котором стала вылитой Мирославой Липкой! И если бы Лихачев, потеряв рассудок, шпионя за нашим подъездом, не решил бы что я воскресшая Мирослава. Он увидел меня и помчался следом…
– Он причинил тебе вред, – спросила Ирина, белея от злости. – Я уничтожу его! Я, так или иначе, намеревалась это сделать! Родная моя, я бы никогда не допустила, чтобы какой-то подонок отнял тебя у меня…
Она протянула ко мне руки, но я резко отпрянула от нее.
И внезапно, как озарение, мне открылась еще одна правда, полоснув по сердцу, как раскаленный нож…
– О, Господи, – простонала я, чувствуя, что все тело немеет, будто я готова в любую секунду упасть замертво. – О, Господи! Егор…
По щекам хлынули слезы жестокого прозрения.
Я представила, как гости нетерпеливо ждут у ЗАГСа, как переминается с ноги на ногу моя мать среди них и, улыбаясь гостям, поглядывает на часы… А Лихачев в это время где-то на крыше дома готовит прицел…
– Я не могла иначе, – убеждала та, что звалась матерью. – Я не могла позволить разрушить нашу семью! Ты уехала от меня… Ты забыла обо мне, моя девочка. Он стал для тебя целым миром. А как же Я? Я должна была жить вдалеке от тебя? Ты хоть понимаешь, что это не возможно? Ты моя дочь, ты всё для меня!!!
Она снова ступила ко мне, пытаясь обнять, но я оттолкнула ее от себя и закричала:
– Нет, ты не можешь быть матерью! Ты ПАЛАЧ!
Женщина упала на колени и продолжала с жадностью тянуть ко мне руки.
– Анечка, ангелочек, моя ненаглядная, ты моя, МОЯ! Доченька! Это все для тебя! Все, что я делала – все для тебя. Я люблю тебя больше жизни, понимаешь… И уже ничто не имеет значения…
За ее спиной я видела, как отец достал из ящика стола аптечку, которую он использовал для своих пациентов или в тех случаях, когда его тещу мучила бессонница. Незаметно вскрыл ампулу и набрал содержимое в шприц. Его жена была слишком сосредоточена на мне, чтобы заметить, как он поспешил к ней ссади и быстрым движением вонзил иглу шприца в сонную артерию. Сделав попытку вскочить на ноги, женщина тут же рухнула обратно, вскинув несколько раз руками и, удивленно поглядев на меня, упала на руки отца без сознания…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});