Татьяна Устинова - Всегда говори «всегда» – 3

– Ты уверен?!

– Абсолютно. Успокойся. У меня все готово. – Тханет перешел на шепот, и Оксана была вынуждена высунуться в окно, рискуя быть замеченной в темноте в своем белоснежном платье. Тханет и Винай стояли возле машины, курили и разговаривали, не догадываясь, что в офисе в такой поздний час может кто-то быть.

– О банкротстве вашей с Барышевым фирмы будет объявлено завтра, – тихо продолжил Тханет. – Деньги со всех счетов переведены через нужных людей в несколько банков на Кипре. Вся недвижимость переоформлена на подставные лица.

Винай что-то тихо возразил – Оксана не расслышала что.

– Да надежные люди, можешь быть уверен! – раздраженно повысил голос Тханет. – Я это делаю не первый раз, и, как правило, ошибок не допускаю. Прекрати паниковать. Завтра утром твой Барышев проснется нищим! А мы… – Тханет засмеялся, – станем немного богаче. На пару-тройку десятков миллионов долларов… Успокойся!

Оксана видела, как они синхронно отбросили окурки, пожали друг другу руки и разошлись по своим машинам. Она еле дождалась, когда две пары фар скрылись из виду, и помчалась к своему красному кабриолету.

Судьба милостиво подкинула ей еще один шанс. Теперь бизнес Барышева был у нее в руках.

Она на полную катушку включила музыку и нажала на газ.

– Господин Барышев в ресторане, ужинает, – вежливо сообщил портье.

Стараясь не бежать, Оксана направилась в сияющий огнями просторный зал. Барышев сидел за самым крайним столиком и ножом отрезал маленький кусочек стейка. Она не сдержалась и все-таки подбежала к нему, запальчиво выкрикнув:

– Сережа!

Он поднял глаза и тотчас же опустил их, продолжая пилить пережаренный стейк.

– Я должна сказать тебе что-то очень важное… – Удары сердца отдавались во всех частях тела – даже в кончиках пальцев, даже в мочках ушей. – Ты слышишь, очень важное! От того, что я тебе сейчас скажу, зависит многое, если не все!

Стейк не поддавался тупому ножу, на лице Сергея появилась страдальческая гримаса. Он упорно пытался отрезать кусочек…

– Ты понимаешь, что я тебе говорю?! – закричала Оксана, привлекая внимание окружающих. – Почему ты молчишь?!

Он отбросил нож и вскочил.

– Уходи, – прошипел Барышев, с ненавистью глядя ей в глаза. – Я ничего не хочу слушать! Я не хочу тебя слышать и видеть! Уходи! – Он сел и салфеткой вытер со лба испарину. – Ненавижу тебя… Ненавижу. Будь проклят тот день, когда я впервые тебя увидел. Я слишком дорого заплатил за это. Слишком дорого. Ты этого не стоишь. Уходи.

Оксана развернулась и, стуча каблуками, направилась к выходу. Десятки глаз провожали ее, и, хотя почти никто не знал русского, все прекрасно поняли ее унижение.

У двери она обернулась и крикнула через весь зал:

– Ты пожалеешь об этой минуте, Сережа! И очень скоро! Ты даже представить себе не можешь, как ты пожалеешь и насколько скоро!

Леонид Сергеевич ехал в метро, когда его взгляд случайно зацепил заголовок газеты, которую читал пожилой дядька в очках.

«Банкротство «Стройкома» – было напечатано большими буквами на первой полосе.

Леонид Сергеевич сначала решил, что ошибся, достал очки… Но диоптрии ничего не изменили, он только увидел под заголовкам портрет сына.

– Простите. – Он вырвал газету у дядьки, быстро пробежал глазами статью.

«Одна из крупнейших строительных компаний страны, «Стройком», организованная предпринимателем Сергеем Барышевым, признана несостоятельной (банкротом), сообщили нам в Арбитражном суде. Решение было принято на основании заявления кредиторов компании, перед которыми у «Стройкома» образовалась непогашенная задолженность в размере ста пятидесяти миллионов долларов».

– Так ему и надо, буржую, – проворчал дядька, не выразив неудовольствия тем, что у него отобрали газету. – А то разбогатели на народном добре…

Не дослушав его, Леонид Сергеевич выскочил из вагона – благо поезд остановился. Он побежал налево, потом направо…

Где же здесь кассы-то?

– Скажите, где здесь можно купить билет на самолет? – бросился он к человеку в полицейской форме.

– Ну, это точно не здесь, – хохотнул тот. – Это вам на улицу 1905 года.

Ближайший самолет оказался через четыре часа.

Леонид Сергеевич успел заехать домой, сменить деловой костюм на джинсы и свитер и позвонить в институт.

– У меня с сыном беда, – сказал он декану. – Нужно срочно уехать.

– Знаем, – вздохнул декан. – В новостях только об этом и говорят… Езжайте спокойно, Леонид Сергеевич, заменим чем-нибудь ваши лекции.

Хуже всего было то, что ни по одному из телефонов Сергей не отвечал. В «Стройкоме» тоже не брали трубку.

Это еще не конец света, успокаивал себя Леонид Сергеевич все четыре часа полета, но понимал отлично – банкротство, может, и не конец… Но вместе с уходом Ольги для сына это может быть слишком сокрушительным ударом.

Нокаутом.

И нужно помочь ему подняться и оклематься – ведь не такой уж он и подлец, кому, как не отцу, это знать. Просто запутался. Почву потерял под ногами.

А все потому, что отродясь бабником не был и в бабьих хитростях не разбирался. Попался в капкан первой же стервы, а когда спохватился – поздно, жизнь искалечена.

Сын не только не отвечал на звонки, но и не открывал дверь.

Хотя охранник поселка сказал, что «Сергей Леонидович уже три дня никуда не выезжает».

Барышев-старший колотил кулаками и ногами в дверь, терзаемый самыми дурными предчувствиями.

– Сережа! – срывая голос, кричал он. – Открой! Открой немедленно!

Придется вызывать спасателей. Спасателей, «Скорую», а может быть – Ольгу?!

Неужели не примчится, узнав о несчастье?

Леонид Сергеевич обессиленно сел на крыльцо, дрожащей рукой отыскал в кармане телефон. В этот момент дверь дома открылась.

Небритый, бледный Сергей стоял, покачиваясь в дверном проеме, хватаясь за косяки. На Леонида Сергеевича пахнуло застарелым перегаром. Он вскочил, хотел броситься к сыну, но тот, покачнувшись и схватившись за дверь, чтобы не упасть, равнодушно пробормотал:

– А, отец… Прилетел? Заходи…

Сказав это, Сергей развернулся и пошел в дом, словно забыв о нем.

В гостиной на полу валялось с десяток бутылок из-под водки и виски, сигаретные окурки и газеты, газеты, газеты… Со страниц различных изданий хищно смотрели заголовки, ключевыми словами которых были «Банкротство «Стройкома». Каждый заголовок подкреплялся фотографией Барышева с осунувшимся лицом и мрачным взглядом.

Леонид Сергеевич пнул одну из бутылок, и она с грохотом откатилась к стене.

– Извини, у меня тут… некоторый беспорядок… Впрочем, не только тут…

Сергей повалился на диван и натянул на себя мохнатый плед, несмотря на то что был в свитере и джинсах. Похоже, он не раздевался и не брился уже несколько дней.