Николас Спаркс - Тихая гавань

— Черепно-мозговые травмы могут иметь серьезные последствия, — сказал он. — Возможно, через несколько часов ситуация прояснится.

Кэти не могла думать, не могла есть, не могла спать, не могла успокоиться. Детей из больницы забрала Джойс. Кэти надеялась, что ночью им не снились кошмары. Надеялась, что пережитое никогда не явится им во сне. Надеялась, что Алекс полностью поправится. Молилась об этом.

Она боялась закрывать глаза, потому что всякий раз перед ней вставал Кевин с потеками крови на лице и рубашке и безумным взглядом. Как-то вычислил, как-то нашел. Он приехал в Саутпорт увезти ее домой или убить, и это ему почти удалось. В одну ночь разлетелась хрупкая иллюзия безопасности, сложившаяся у Кэти за несколько месяцев проживания в Саутпорте.

Образ покрытого кровью Кевина снова и снова возникал на изнанке век, порой меняясь до неузнаваемости. Иногда Кэти даже видела на его месте себя, окровавленную, умирающую, в упор глядящую на человека, которого она ненавидела всем существом. Она невольно хваталась за живот, зажимая несуществующие раны, но всякий раз оказывалась в приемном покое больницы под резким светом флюоресцентных ламп.

Ее беспокоило, как теперь все будет с Кристен и Джошем. Джойс скоро приведет их повидать папу. Кэти боялась, как бы из-за случившегося дети не начали ее сторониться. При этой мысли у нее щипало от слез глаза. Она закрыла лицо руками, желая забиться в такую нору, в которой ее никто никогда бы не нашел. Чтобы Кевин никогда ее не нашел, думала Кэти и с опозданием вспоминала, что Кевин скончался у нее на глазах, и всякий раз про себя повторяла: «Он мертв».

— Кэти?

Она подняла глаза и увидела врача, лечившего Алекса.

— Могу провести вас к больному, — сказал доктор. — Мистер Уитли проснулся десять минут назад. Он в интенсивной терапии, поэтому вы зайдете только на пару минут. Он хочет вас видеть.

— Ему лучше?

— Сейчас ему просто на удивление хорошо. Удар был просто зверский.

Прихрамывая, Кэти пошла за врачом. Перед дверью в палату Алекса она глубоко вздохнула и выпрямилась, твердо сказав себе, что сдержит слезы.

Палата отделения интенсивной терапии была заставлена какими-то сложными приборами с мигающими лампочками. Алекс с перевязанной головой лежал в углу. Он повернул лицо на звук шагов и приоткрыл глаза. Рядом с кроватью мерно попискивал монитор. Кэти подошла и осторожно взяла Алексу за руку.

— Дети как? — прошептал он. Слова выходили медленно, с трудом.

— Все хорошо, они у Джойс. Она забрала их к себе домой.

Слабая, почти неразличимая улыбка тронула его губы.

— А ты?

— Я отлично, — уверенно сказала Кэти.

— Я люблю тебя, — выговорил он.

В эту секунду Кэти понадобились все силы, чтобы не разрыдаться.

— Я тоже тебя люблю.

Веки Алекса опустились, взгляд расплылся.

— Как все было-то?

Кэти принялась рассказывать об основных событиях последних двенадцати часов, но вскоре увидела — глаза Алекса закрыты. Вскоре он встрепенулся, но выяснилось, что он забыл отдельные фрагменты ее рассказа. Кэти начала повторять с начала, держась спокойно и деловито.

Когда Джойс привезла Джоша и Кристен, врач в виде исключения разрешил им зайти к папе. Кристен нарисовала человечка, лежащего на больничной койке, и подписала снизу цветными карандашами: «Папа, скорее поправляйся». Джош принес отцу журнал о рыбалке.

Алекс понемногу начинал воспринимать окружающее более связно. После полудня он уже поднимал голову, правда, жаловался на чудовищную головную боль, и память к нему более-менее вернулась. Голос звучал громче, а когда Алекс сказал медсестре, что хочет есть, Кэти с облегчением улыбнулась, поверив, что с ним все будет в порядке.

Алекса выписали на следующий день. Шериф приехал снимать с него показания для протокола уже в дом Джойс. Он между прочим сказал, что содержание алкоголя в крови Кевина было практически смертельным, а с учетом потери крови вообще не понятно, каким образом он оставался в сознании и даже что-то делал. Кэти промолчала, подумав, что здешние полицейские не знали Кевина и не сталкивались с владевшими им демонами.

Когда шериф ушел, Кэти вышла во двор постоять на солнце и хоть немного разобраться в своих чувствах. Она рассказала шерифу правду о событиях прошлой ночи, но кое-что осталось недосказанным. Она и Алексу не все открыла, сама не в силах понять происходящее. Она не сказала, что, бросившись после смерти Кевина к лежавшему без сознания Алексу, она рыдала по ним обоим. Непостижимо, но сейчас, когда недавний кошмар остался позади, Кэти вспоминала редкие счастливые минуты жизни с Кевином — как они смеялись интимным шуткам или лежали на диване, мирно обнявшись.

Противоречивые воспоминания о прошлом плохо увязывались с пережитым ужасом, но было и еще кое-что непонятное. Кэти осталась у Джойс, потому что боялась возвращаться в коттедж.

Через несколько часов Алекс и Кэти стояли на бывшей парковке, глядя на свежее пепелище. Блуждающий взгляд выискивал в обугленных развалинах знакомые предметы: металлический каркас дивана, металлический стеллаж с бакалеей, почерневшую ванну.

Развалины разбирали двое пожарных. Алекс предупредил их о сейфе, который хранил в шкафу. Повязку с головы он снял, открыв выбритую кожу со свежими швами и огромное черно-синее вздутие.

— Прости, — тихо сказала Кэти. — За все.

Алекс покачал головой:

— Ты-то тут при чем? Ты же этого не делала.

— Кевин приехал за мной.

— Знаю, — сказал Алекс. После секундного колебания он добавил: — Кристен и Джош рассказали, как ты помогала им выбраться из дома. Джош сказал, что еще ты схватила Кевина, а им приказала бежать. По его словам, ты Кевина отвлекла. Спасибо тебе.

Кэти зажмурилась:

— Какое спасибо, как ты можешь вообще меня благодарить? Если бы с ними что-то случилось, не знаю, как бы я дальше жила.

Алекс кивнул, не глядя на нее. Кэти поддала ногой горку пепла, принесенную на парковку ветром.

— И как теперь все будет? Я имею в виду магазин.

— Отстрою заново, что ж еще.

— А где вы будете жить?

— Еще не знаю. Пока у Джойс, но я попробую найти что-нибудь потише и с видом. Раз я пока не могу работать, имеет смысл нормально отдохнуть.

Кэти ощутила холодок под ложечкой:

— Я даже представить не могу, что ты чувствуешь.

— Ничего. Оцепенение какое-то. Детей жалко. Шок, одним словом.

— И гнев?

— Нет, — ответил Алекс. — Никакого гнева.

— Но ты же все потерял!

— Не все, — возразил он. — Дети живы. Ты цела. Вот что действительно важно. Это, — он показал рукой, — ерунда. Почти все можно купить, вопрос времени. — Алекс свел брови, пристально разглядывая что-то в золе. — Ну-ка, подожди…