Constanta - Марьяна Куприянова
– Мне больно, отпусти.
– Прости, – опомнился он и разжал тиски – на запястье остался багровый след.
– Вы, может, в другом месте разберетесь? – крикнул нам водитель «Ауди», опустив стекло.
– Да заткнись ты, дай людям поговорить! – возмущенно возразила ему женщина из соседнего «Лэнд Ровера», затем водрузила локоть на окно, подбородок – на ладонь, и вздохнула, явно призывая нас с Костей продолжить. Мы переглянулись и едва сдержали улыбки; ближние автомобили перестали сигналить.
– Я не собираюсь выяснять отношения при всех, – заявила я, складывая руки на груди.
– Значит, садись в машину, там все обсудим, – он так странно начал говорить некоторые слова в своей раздраженной речи, что я поняла – это у него заскок такой, от гнева: интонацией выделять самое значимое во фразе слово.
– Не сяду. Потому что тут и обсуждать нечего.
– Тебе, может, и нечего, а я хочу задать пару-тройку вопросов. Так что села быстро – мы людей задерживаем.
– Мы?! – Воскликнула я. – Ты! Я им вообще ничем не мешаю, это ты дорогу перегородил!
– Чтобы догнать тебя! Чтобы поговорить с тобой!
– Староста мне все рассказала. Можешь в задницу засунуть свой браслет и свои обещания, понял?
– Что она тебе сказала?
– Неважно! Главное, что это правда!
– Яна, опомнись! Ты веришь врагу! Что она наговорила?
– С чего я вообще должна перед тобой отчитываться?
– Должна, потому что я люблю тебя.
– Не любишь. Только врешь и временно пользуешься. Как и остальными студентками.
– А-а-а, так вот, что тебе Лена наплела?! И ты поверила?
– Конечно, поверила, ведь были доказательства.
– Какие? – засмеялся он. – Видеосъемка?
– Откуда она знает, что у тебя родинка на спине?
Он перестал смеяться и замер, глядя на меня с новым выражением. В наступившем молчании явственно прозвучал женский голос из соседнего окна: «Вот кобелина…»
– Почему ты не доверяешь мне и веришь в ее козни? Это же просто зависть.
– Потому что для меня это не мелочь – ты спал с ней до меня и скрывал это!
– Нет.
– Тогда откуда?
– Я не знаю, Яна! Она могла увидеть случайно…
– То есть ты так часто шастаешь по универу без рубашки?
– Почему по универу? Есть же студвесна. В прошлом семестре я и пара преподавателей вместе со студентами выступали на сцене, я переодевался за кулисами… Точно. Она могла заметить это там, она была ведущей и тоже находилась за кулисами!
– Какая наглая ложь…
– Твой выбор – кому верить.
– Браслет. Она показала мне точно такой же.
– Да купила где-нибудь, она ведь влюблена в меня!
– Да, и ты этим пользовался! Встретил меня – бросил ее, встретишь кого-то еще – бросишь меня. Я не хочу этого! Я не хочу быть подстилкой по ночам, да и только! Ради чего? Чтобы ты потом нашел себе еще одну любовницу? Ты ведь не уйдешь из семьи ни за что! Тем более, ради меня!
– Кто тебе сказал такое?
– Твоя жена, только что.
– Да что они обе, сговорились, что ли? – в сердцах воскликнул Довлатов и замер, будто о чем-то догадавшись.
– Ты говоришь, что любишь меня, что мы будем жить вместе, что ты уйдешь от нее. Я хочу знать, скажи мне… Все осталось по-прежнему?
Он с болью посмотрел мне в глаза.
– Не совсем. Уйти из семьи я не смогу так быстро, как планировал.
– Так и знала. Это будет тянуться до тех пор, пока я тебе не надоем.
– Неправда.
– Пра-авда, – я разочарованно махнула на него рукой. – Где ты ночевал сегодня?
– Дома, – он не стал врать, чем удивил меня.
– Что и требовалось доказать. А я не хочу так жить, понимаешь? Не хочу делить тебя на два фронта, зная, что ты наиграешься и бросишь.
– А вот не хер жене изменять! – крикнул кто-то из автобуса. – Получай теперь!
– Я провел эту ночь наполовину дома. И то лишь потому, что заболел ребенок. Первую часть ночи, часов до трех, я провел у общаг, карауля тебя! Почему ты сбежала? Почему не пришла ко мне после занятий, как мы договаривались?
– А куда бы мы поехали? Снова в отель? Ночь провели и разбежались?
– Нет, не разбежались. Мы бы поехали искать квартиру. Вместе.
– Я не могу в это поверить. Лена сказала.
– Да хватит уже про нее! Почему ты веришь ей, а не МНЕ? – с обидой спросил он и взял меня за руки, приложив кисти рук к своему лицу.
Этот его поступок вызвал новую серию ахов и вздохов среди женского пола, которые следили за нами, как за героями мелодрамы, которой никогда не будет в их личной жизни. Те, кто помоложе, даже снимали на камеру.
– Я клянусь тебе всем, что у меня есть: я не спал со студентками, а тем более с Леной; я ничего от тебя не скрываю, я люблю тебя и уйду от жены, мы будем жить вместе.
Я молча смотрела на него снизу вверх, чувствуя его губы на своих ладонях, понимая, что не смогу жить без них; ощущая его тепло и искренность. Или хорошую актерскую игру. Голос из толпы выступил резонером моего внутреннего я, прокричав:
– Че ты там думаешь, дура? Прощай его уже! Нельзя такого мужика терять!
Одобрительные возгласы прошлись вокруг гулом обсуждений вполголоса. И я вдруг поняла, что простила. Недолго плелись чужие козни, хоть я и успела запутаться в этой паутине, но вовремя поняла, что ошибалась. Если любишь человека, ты обязан ему доверять. И эта вера, взявшись откуда-то, поселилась во мне в тот момент, вытеснив все сомнения, крепко пустила корни.
Моя душа, не привыкшая к такому наглому внешнему воздействию, принялась было отторгать это, кричать, что доверять никому нельзя, но после поцелуя Довлатова и крепких медвежьих объятий просто заткнулась. Костя почуял, что я сменила гнев на милость, и наклонился, чтобы расцеловать мое лицо и сильно, до боли прижать к себе. Реакция окружающих на наше примирение была более чем предсказуемой – автомобилисты начали сигналить нам, как на свадьбе, а люди в автобусе аплодировали, растроганные тем, как Довлатов приглаживал мои растрепавшиеся волосы по спине, уткнувшись носом мне в шею.
Как чертовски приятно было наконец осознать, что меня действительно любят и во мне нуждаются: иначе Довлатов просто не погнался бы за этим долбаным автобусом, не стал бы всего этого устраивать. Я поверила ему, теперь уже полностью, и, господи, как это прекрасно – по-настоящему ВЕРИТЬ.
Вера дает силы, вера опровергает сомнения, вера – это маленький свет, которым наделяется каждый человек, но не каждый в себе разжигает. Вера – это частица Бога