Алена Винтер - Вожделенный мужчина

– Только не под ручку с тобой!

Клементина молча смотрела на их пикировку, удивляясь, как долго они еще будут издеваться над собой. Было очевидно, что эти двое нравятся друг другу, но почему-то предпочитают обмениваться язвительными замечаниями и колкостями.

– Родриго, – Клементина тихо прекратила этот обмен «любезностями», – а действительно, почему бы тебе не составить компанию Антонии?

Молодой человек проигнорировал вопрос и сел рядом с Клементиной.

– Какую дату доктор Руэш определил для родов? – спросил он и дотронулся до живота.

– Ровно через две недели.

– Страшно?

– Немного, – Клементина улыбнулась. – Но донна Жуана будет рядом, поэтому я в безопасности.

– О, да, – Антония вздохнула, – донна Жуана заставит родить самого Руэша, если что-то пойдет не так, как нужно.

Все громко засмеялись, представляя себе эту картину.

Вошла донна Жуана. Она положила подушку под нывшую с самого утра поясницу Клементины и с любовью спросила:

– Тебе что-нибудь еще принести?

– Хочу кофе, крепкий-крепкий и очень сладкий.

Черные глаза удивленно округлились, и женщина покачала головой.

– Нельзя, но я могу заварить тебе легкий травяной чай.

Клементина удобно устроилась на диване и мечтательно произнесла:

– Когда родится малыш, я буду тоннами есть сладости и запивать все это литрами кофе.

Она прилегла на плечо сидевшей рядом с ней донны Жуаны и с изумлением подумала, что эта женщина всегда смотрит на нее с нежностью и пониманием. Легкая на расправу, донна Жуана со страстью генерала «строила» весь дом, но тем не менее все ее обожали за добрые лучистые глаза и веселый задорный смех. Она была центром их большой семьи, и именно она сделала все, чтобы соседи сначала стали друг для друга хорошими знакомыми, а потом – близкими друзьями. Донна Жуана мастерски улаживала конфликты, опекала молодежь и помогала тем, кто в этом нуждался. Поэтому между собой все с уважением звали ее Соломоном, и, когда подвыпивший муж сказал ей об этом прозвище, она была крайне удивлена и вместе с тем польщена.

Клементина дотронулась до жестких коротких волос и провела по ним рукой.

– Донна Жуана, если бы у меня была мама, она была бы такой же, как вы, – внезапно сказала она и немедленно оказалась заключенной в жаркие объятия.

Донна Жуана гладила плечи Клементины и счастливо улыбалась ей в затылок.

– Ты уже решила, кого возьмешь в крестные?

– Родриго и Антонию.

– Почему не нас с Мигелем? – ревниво спросила донна Жуана.

– Но вы же как бабушка с дедушкой! Вернее, вы и будете ими для моего малыша.

Донна Жуана не успела ничего ответить, потому что входная дверь открылась и в гостиную стремительно влетела Антония. Она остановилась перед женщинами и, расставив руки в стороны, медленно закружилась на одном месте, чтобы те оценили ее внешний вид. Темно-зеленое платье потрясающе гармонировало с цветом ее глаз, делая их еще ярче. Ее лицо счастливо светилось, и женщины восхищенно смотрели на нее. Довольная произведенным эффектом, Антония сделала реверанс и осмотрелась:

– Почему вы одни? Где все?

– Мигель и Родриго сейчас придут, а остальные в городе, – ответила донна Жуана и беспокойно посмотрела на побледневшую Клементину. – Что с тобой, солнышко?

Клементина быстро задышала. Поясницу скрутило от боли, низ живота стал теплым и мокрым. Она беспомощно огляделась вокруг и со стоном оперлась на спинку дивана.

– О боже! – воскликнула Антония. – У Клементины воды отошли! – Она внезапно рассмеялась. – Малыш родится в карнавал! Счастливый ребенок, ведь это самое сладкое время!

Утром Клементина родила девочку. Держа на руках свою смуглую малышку, она с нежностью смотрела на спавшую на кушетке донну Жуану. Всех остальных, измученных ожиданием не менее, чем сама роженица, отправили домой, и Клементина радостно улыбалась, вспоминая суматошный вечер и долгую ночь. Малышка решила появиться на свет немного раньше, чем все ожидали, огласив громким криком свое рождение.

– Будет певицей, – засмеялся доктор Руэш, кладя ее на живот Клементины. – Как будут звать это прелестное создание?

Клементина посмотрела на темную кожу своего ребенка и дотронулась до маленьких пальчиков.

– Анна, так хотел ее назвать отец. Анна Хаксли.

– Прекрасное имя для красивой девочки.

На душе у нее было странно спокойно, и даже мысли о Габриэле не казались такими болезненными и полными горечи, как прежде.

ГЛАВА 35

Рафаэль спустился в кухню и взял у Розы из рук поднос с едой:

– Я сам покормлю его.

Роза с сомнением посмотрела на него:

– Справитесь?

– Дорогая, – уверенно сказал он, – в молодости я работал нянькой. Не забывай об этом! В последнее время Мартин стал более спокойным, и я не думаю, что он снова примется плевать в меня едой.

– Утром, когда вы были в городе, он довел Тельму до слез, когда она попыталась накормить его завтраком. А вы говорите – спокойный! Как раз наоборот, Мартин стал еще более озлобленным.

– Думаю, что нам придется терпеть его выходки до конца жизни, – Раф усмехнулся и подмигнул ей.

Он вышел в коридор и поднялся в спальню. Мартин неподвижно лежал на кровати, его глаза были закрыты. Рафаэль испугался, подумав, что он умер.

– Мартин! – со страхом позвал он.

Мартин медленно открыл глаза и с ненавистью посмотрел на Рафаэля.

– Если ты так смотришь на всех, тогда ну тебя в задницу! Посмотрим, что тут приготовила Роза. М-м-м, телятина в сладком соусе! Она тебя балует.

Рафаэль взял салфетку, приложил ее к бороде Мартина и поднес ложку.

– Открывай рот.

Мартин замычал и упрямо сомкнул губы, показывая свое отношение к происходящему.

– Не психуй, – Рафаэль потыкал ложкой в закрытый рот. – Может, тебе сказку рассказать, чтобы ты заинтересовался?

Мартин гневно посмотрел на него, и Рафаэль замолчал, поняв, что говорит глупости. Четыре недели тому назад Мартина перевезли из больницы домой, и все это время он мучил домашних своими капризами. Из него достали четыре пули, три из которых не задели жизненно важных органов, четвертая же попала в позвоночник, сделав его парализованным навсегда. Месяцы, проведенные в больнице, и операции, которые ему пришлось перенести, превратили его из пышущего здоровьем мужчины в старика. Вначале он не мог говорить, лишь мычал, но врачи прогнозировали, что речь со временем восстановится.

После того как Мартин с трудом стал произносить невнятные слова, Рафаэль подумал, что лучше бы он оставался немым. Конечно, трудно было назвать те слова, которые он выдавливал из себя, речью. Язык не слушался его, и мало кто понимал то, что он говорил, но, глядя ему глаза, все становилось предельно ясным. Даже находясь в таком состоянии, он все еще был хозяином, и входившие в комнату понимали это, потому что силу и власть, исходившие от него, трудно было не почувствовать.