Владимир Ераносян - Суфлёр

- Сними установку. Ты же отличный приспособленец, ты умеешь не называть вещи своими именами. Предательство? Напомнить? Две тысячи девятый год, второе августа. Ты приехал ко мне. Меня не оказалось дома, я тогда уехал с режиссером программы за город, к спонсорам. Им надо было напомнить, что ты звезда, а то они забыли. Я тогда с ночевкой уехал. Ритка тебе открыла… Моя Ритка.

- Нет! – заколотило меня в лихорадочном ознобе, - Нет!

- Да… - беспощадно продолжала голова. – Она сказала, что я уехал на целые сутки, пригласила тебя выпить кофе. Вы сидели напротив друг друга, беседуя на отвлеченные темы, но думали почти об одном. Ты думал о том, насколько твоя неотразимость всесильна, способна ли она сокрушить надежные барьеры, предостерегающие мою Ритку от низкой измены, попытается ли она сломать моральный запрет, поддастся ли соблазну переспать с таким красавчиком, как ты…

- У-у…у… - ныл я от разрывавшей мозг правды.

- Ты жаждал доказать себе лишний раз, что твое мужское обаяние сведет с ума любую женщину, даже верную супругу твоего друга и компаньона. Так и царь Давид, имевший множество жен и наложниц, сделал неугодное в очах возлюбившего его Господа, когда забрал красавицу Вирсавию у мужа и отправил слугу на верную гибель. И получил тогда от пророка предостережение в виде притчи о богаче, который возместил потерю одной овечки из своего бесчисленно стада за счет единственной овцы бедняка. Ты поступил так же. Ты не отрицал, что Ритка захочет лечь с тобой в постель из женского любопытства, дабы оценить, каков на самом деле этот хваленый донжуан. Ты думал так. И ты совсем тогда не думал обо мне. Что же изменилось сейчас?

Я онемел. На лбу и шее набухли капельки пота. Раздувшись до предела, одна из капель скатилась по позвоночному желобу вниз, отметившись холодным следом.

- О чем думала Ритка? В жизни не догадаешься… - расплылся хищной улыбкой огненный Михаил, - Ей было интересно не то, какой ты мужик, а то, как хороша собой она. Дерзнешь ли ты ее соблазнять. Пойдешь ли ради женских чар на предательство. И пошел ведь! Так что брось, тебе не впервой! Вы ведь оба тогда меня предали. И ты думал, я не узнаю…

Поникший от разоблачения, я застыл скалистым утесом. А русло реки с живой водой уходило в сторону, пренебрегая идеальным местом для живописного водопада. И не станет эта мертвая скала привлекательной для растений, животных, и в конечном счете, туристов. А ведь были все шансы стать заповедником. Да вот капризная горная река сменила русло. Пробился к скале лишь мелкий ручеек, но так и не докатился до края и не сорвался в обрыв. Высох под палящим солнцем…

- Не огорчайся, - миролюбиво заворковала голова. – Это сначала я неистовствовал. Дал волю гневу. Даже пытался тебе как-то отомстить. Ты помнишь тот случай с кукольной передачей. Мотивом моим были не деньги, а месть. Я ведь до сих пор ее люблю. Мою Ритку. Меня все это выбило из колеи. Я снова начал нюхать, закидываться колесами и глотать литрами эту гадкую «воду». Еще чуть-чуть, и я бы шырнулся. И знаешь, что меня остановило? Я простил вас. Простил и тебя, и Ритку. Я сумел это сделать искренне. Потому что понял, что вы оба всего лишь слабые люди. Обычные конформисты, вы живете по тем правилам, которые регламентируют эту нашу жизнь, но которые не сделают ее вечной.

Я плакал.

- Словом, смог же ты после того вечера второго августа столько времени со мной работать и ни в чем не сознаться. Столько времени обращаться ко мне словом «брат». И сейчас сможешь. Тебе это ничего не стоит. Просто отбрось нравственные предрассудки, и шито-крыто. Хотя, постой, я, кажется, знаю, в чем дело. Инесса!? Ты хочешь выпендриться перед ней!? Дурачок! Ах, да, она тебе не покорилась. Она не дала. И теперь ты индюшишься, корчишь из себя героя. Интересно, а если б ты ею овладел, имела бы она шанс вовлечь тебя в свою вендетту? Ой, сомневаюсь. Что? Ты любишь ее!? Больше, чем себя? Ладно, я в твою личную жизнь лезть не хочу. Дождь закончился. Тучи расступились. Магистраль для солнечного света открыта. Все, исчезаю… - с этими словами огненный рисунок, шипя бикфордовым шнуром, стерся.

Меня кидало во сне. Я глотал воздух высохшими губами, как проглатывает последнюю каплю из опустевшей фляги иссохший от жажды путник. В глазах свербило, они переполнились влагой. Я вдруг подпрыгнул с кровати и сел на край, глядя широко распахнутыми глазами на оконный проем. Окна открыты настежь. Около полудня и на улице яркое солнце. На небе ни облачка. «Мишанька… Он был здесь… Прости меня, Мишка, я подонок!»

- Ты хороший парень, Владик, зла на тебя я не держу. Бес тебя попутал.

Я оторопел от страха. Сон продолжался, или это происходит наяву!? Как я не прислушивался, ничего больше не услышал. Мне рассказывали о чокнутых. Им мерещатся голоса. Я решил, что не на шутку переутомился. Уже реальность от сна отличить не мог. А что вообще есть реальность? В реальном ли мире я жил или прозябал в придуманном медиа-пространстве, где господствует закон каменных джунглей – выживает не сильнейший, а подлейший…

Глава 30. Почитай отца и мать…

Проезд Шокальского. В этой длиннющей панельной девятиэтажке – лежачем небоскребе живут родители Миши. Почему я не приехал к ним сразу после того, как узнал об истинной причине исчезновения их сына и его друга? Каково им теперь в полной безвестности? Каким я себя считал глупцом, вспоминая свои резкие ответы на их телефонные звонки. Они просто искали сына…

Престарелые отец и мать, которым неоткуда было ждать помощи, не выдержав бездействия и снобизма мздоимцев в милицейских погонах, сами принялись за поиски родного мальчика, их единственного сына. Они бы отдали все, чем обладали, вплоть до крыши над головой, был бы в этом толк. Но квалифицированный поиск пропавших без вести органы правопорядка частенько начинают вести только из под палки вышестоящего командования. Семейству Зеленгольцев ( отец трудился портным, мать зарабатывала на хлеб репетиторством на дому) до самого милицейского верха было не достучаться. Они обращались ко всем, кто мог пролить свет на пропажу Миши. Ко мне трижды. Я выместил зло на Мишу на его родителях, рассказав им, что их нечистоплотный сынок сбежал с деньгами и что отдуваться за него придется мне, так как гарантии кредиторам мы давали вместе.

- Наш мальчик не мог так поступить, - в один голос твердили Семен Самуилович и Наталья Наумовна. – Произошло чудовищное недоразумение, Владик, он любит тебя как родного братика.

- Я тоже так считал, - выгибая свою прямую бровь дугой, заявлял я убитым горем старикам, - Пока моя доверчивость не загнала меня в угол, а Миша не заплатил мне сполна за многолетнюю дружбу. Где мне теперь искать деньги, чтобы расплатиться с долгами? Может вы подскажете?