Нина Соротокина - Прекрасная посланница

– У меня нет доказательств. Да теперь это уже и не важно. Сейчас главное узнать, где Лещинский скрывается и действительно ли он выбит из колеи и не на что больше не претендует.

Да плевал Бирон на Лещинского. Фаворит хотел одного, чтобы этот пятидесятилетний щеголь, который играючи околдовал императрицу, поплатился за свои «подвиги». Да кто так воюет? Солдат положил несчетное количество. Все говорят, что осаду он вел бездарно, грубо, восстановил против себя подчиненных, поссорился с генералом Люберасом (Бирон, конечно, доложил об этом государыне), к тому же упустил короля, и опять ходит в героях. Ужо он найдет на него управу, только надо понять, как это сделать.

Меж тем во дворце в честь фельдмаршала закатили шикарный бал. Вино лилось рекой, тосты один другого вычурнее провозглашали до небес фельдмаршала и непобедимую русскую армию. Артиллеристы постарались и устроили такой фейерверк, что обыватели целую неделю потом судачили на эту тему.

Миних был на подъеме. Есть такое слово – «работоголик», оно имеет прямое отношение к фельдмаршалу. Сил много, хочется работать, творить, преобразовывать, он так и рвался вперед теперь уже на мирной ниве. Но оказалось, что он никому не нужен. Кабинет, в коем он главенствовал над военной коллегией, собирался не чаще чем раз в месяц, а в летнюю пору и того реже.

Миних надеялся получить если не повышение в чине, дальше вроде и повышаться некуда, то присоединить к прежним чинам новые. Но императрица вдруг забыла о своем фельдмаршале. Двор словно в разнос пошел. Что не день, то бал. И все так нарядно, весело. Дамы выглядели пленительно, музыка звучала великолепно, кругом оживление, смех, веселость, а Минихом никто не интересуется, не ловит его взгляд, не вздыхает украдкой. Даже в карты его не приглашают играть. Что же остается делать? Фельд маршал сидит в уголочке, смотрит на всех без улыбки, эдаким индюком, и каждым жестом своим дает понять, что он есть великий полководец, а вы все партикулярные кролики.

Но ведь он прав, тысячу раз прав! Раньше он умел и любил быть любезным, а тут все как-то разом надоело. Сплетни казались пресными. Он находил смешным ту непомерную взволнованность, которую выказывали кавалерские дамы при обсуждении распри князя Щербатова с женой. Или, скажем, государыня заинтересовалась, как ведет себя в Москве супруга царского шута Апраксина? Муж-то при дворе на должности, а супруга, говорят, о муже забыла, предается неумеренному питию и блуду с князем Долгоруковым.

Никто не предлагал Миниху новых должностей, русский двор оказался глух к его удаче. Это что же получается? Из всех наград, полученных им в кровопролитной битве, у него только и есть подарок от короля Августа Саксонского – шпага и трость, усыпанные драгоценными камнями?

А подите вы все! Настроение у фельдмаршала было принеприятнейшее. Столица казалась скучной, пыльной, балы бесцветными, а пикники на свежем воздухе убогими.

Миних решил удалиться в свою загородную усадьбу Гостилицы. Все разъехались по дачам. И почему бы ему тоже не вкусить заслуженный отдых. Преданная супруга Варвара-Елеонора, по домашнему прозвищу Еленька, чувствовала угнетенное состояние мужа, но лишних вопросов не задавала, вела себя нарочито бодро и что-то все время лепетала про «живительный воздух, успокаивающие взор дальние виды и свежее козье молоко», словом, всякие глупости.

Усадьба Гостилицы считается одной из жемчужин окрестностей Петербурга, и громкую славу ей дали поздние ее хозяева Разумовские и Потемкины. Но первоначально усадьбой с обширными угодьями владел фельдмаршал. Имение это пожаловал Миниху Петр I.

Надо сказать, что, толкуя про «дальние живописные виды», Еленька не ошибалась. Господский дом стоял на холме, полого сбегавшему к речке Гостилке, полной тихих заводей, окуней и раков. Дом хоть и был деревянным, но построен был в голландском вкусе и выглядел очень внушительным.

Парк был огромен. По распоряжению Миниха, а он понимал в водных сооружениях, был построен каскад из трех прудов. Пруды соединялись протоками, через которые веленьем архитекторов перекинулись каменные горбатые мостики. Глаз радовали разбросанные в живописных местах беседки, павильоны и грот из валунов, воздвигнутый над бьющим из земли ключом. Добавим к общей картине знатную церковь святого Владимира, водяную мельницу, оформленную так красиво и романтически, как только немцы оформлять умеют. Красильная мануфактура на задах парка изяществом не отличалась, но приносила верный доход.

Миних сразу нашел здесь применение своим силам. Были призваны рабочие для завершения каскада. Сам рельеф местности говорил, что надобно вырыть еще один пруд – четвертый. Красиво же, черт побери! Далее надо было проверить, правильно ли идет разведение форели в прудах, ему казалось, что рыбы стало не в пример меньше. А также пора, наконец, поменять в двух гостиных обои и обить их голубым и лиловым штофом, пусть Еленька порадуется.

2

Мы забыли сказать, что вместе с Минихом в Петербург прибыл агент Петров. Вначале он предстал перед начальством, которое тут же обругало его за недочеты в работе. Ругань была беспредметной. Никто в канцелярии толком не знал сущности его работы, поэтому и огрехи в ней представляли весьма туманно. А через три дня по прибытии, трясясь как осиновый лист, Петров предстал перед грозными очами их сиятельства.

Бирон с неодобрением окинул взглядом щуплую фигурку. Кафтанишко отутюжен, но жалкий какой-то, парик новый, но словно плохо промыт и явно великоват, но лицо агента имело правильное выражение, внимательное, подобострастное, и глаза горят, как неостывшие уголья.

– Ты Петров?

– Так точно, ваша светлость.

– Имеешь еще подтверждения относительно некоторых дел фельдмаршала Миниха.

– Никак нет, ваша светлость.

– Говори открыто, не бойся.

– Да в Данциге я ведь подслушал частный разговор. Если б беседовали высокие чины, то за ними можно было бы предположить высокие знания, а если обыватель берется обсуждать подобные темы, то можно ожидать, что это не более чем предположение.

– То есть сплетня.

– Если б я еще задержался в Данциге, то, может, и получил бы подтверждение, – он повторил слово в слово Бирона, – относительно некоторых дел фельдмаршала Миниха. Но мне велено было следовать за их сиятельством фельдмаршалом неотлучно.

– Кем приказано?

– Вами, ваша светлость.

– И как объект вел себя в Петербурге? Не было ли случайных, непонятных встреч?

– Никак нет, ваша светлость. Объект изволили вести себя соответственно их положению и чину.

Бирон и сам успел разувериться в версии со взяткой. Достаточно было взглянуть ему на Миниха – гордого, опьяненного успехом, эдакий Александр Македонский, прищемивший хвост Дарию. Миних, конечно, пузырь надутый, но не глупец. При эдаком фанфаронстве он не будет разжижать успех подачками Парижа. Французы ведь жадные, они много не дадут. Но Бирон начал интригу, и он доведет ее до конца. Да и теперь уже и не важно, что там было на самом деле.