Энн Стюарт - Красив и очень опасен
— Что, Кэсси, слишком много крысиного яда выпила? — пробормотал он.
Кэссиди с вызовом посмотрела ему в глаза.
— Нет, Ричард, напротив, недостаточно, — сказала она.
Когда они спустились в вестибюль, Билл уже вызвал такси, которое дожидалось у входа с включенным счетчиком. Мабри выглядела бледной и отчужденной, Кэссиди же не сразу поняла, что Ричард вовсе не провожает их к машине, а тоже собирается ехать в больницу.
Заднее сиденье такси оказалось довольно тесным. Длинные ноги Ричарда сразу оказались прижаты к ногам Кэссиди, и всю дорогу она ощущала крепость его мышц и жар тела.
Кэссиди обрадовалась, что Ричард решил сопровождать их. Впервые за долгое время спокойствие и выдержка изменили ей. Поэтому Кэссиди нисколько не возражала, когда Ричард возглавил их поход по лабиринтам мемориальной больницы Слоан-Кеттеринга. Она послушно плелась следом, одной рукой поддерживая за талию внезапно поникшую Мабри.
Поднявшись на этаж, где находилась палата Шона, Кэссиди не сразу поняла, почему на их троицу так странно смотрят. Лишь потом она сообразила, что смотрели вовсе не на нее и Мабри, а на Ричарда Тьернана, печально знаменитого убийцу. В глазах людей читалось нескрываемое любопытство пополам с ужасом.
Первой в палату вошла Мабри, а Ричард и Кэссиди остались в небольшой и безлюдной приемной. Кэссиди старалась не смотреть на Ричарда, опасаясь увидеть в его глазах презрение. Нервы ее были напряжены до предела, и она всерьез боялась, что, взглянув на Ричарда и разглядев в его глазах холодное, убийственное безразличие, не выдержит и сорвется.
Мабри вышла из палаты, бледная как полотно, по щекам катились слезы. Кэссиди шагнула к ней, но тут откуда ни возьмись появилась Бриджит и, прижав Мабри к своей необъятной груди, начала нашептывать слова утешения.
— Иди теперь ты, Кэсси, — сказала она через плечо. — Я позабочусь о твоей мачехе.
Кэссиди не удержалась и украдкой взглянула на Ричарда. Лицо его казалось высеченным из гранита.
— Хочешь, чтобы пошел я? — спросил он. Этого Кэссиди не ожидала.
— А ты хотел бы посмотреть на него?
— Не особенно.
— Тогда почему поехал с нами?
— Ради тебя.
Вот так просто. И так непонятно. Особенно в эту минуту, когда на сердце Кэссиди скребли кошки. Она молча кивнула и проследовала за опрятной медсестрой в палату отца.
— Десять минут, — наставительно промолвила медсестра. — Скорее всего он вас не узнает, но… мало ли что.
Дверь за ее спиной закрылась, и Кэссиди осталась наедине с отцом. В палате стоял равномерный гул. Сложные и непонятные приборы жужжали, гудели, тикали и попискивали, заставляя Шона дышать, прокачивая кровь по его жилам, поддерживая в нем жизнь.
Кэссиди подошла к кровати и остановилась. В этот момент она была абсолютно спокойна.
— Ты, как всегда, не мог не устроить представления, — заговорила она. — Неужто надо было так выпендриваться? Да еще на собственной вечеринке?
Глубоко ввалившиеся глаза Шона были закрыты, лицо казалось пепельно-серым. Он казался неживым, скелетом, обтянутым кожей.
Кэссиди прикоснулась к руке, свободной от трубочек и проводков.
— Ты ведь еще жив, я знаю. И ты не имеешь права уйти, когда еще так много не сделано. Да, книгу ты закончил. Ну и что? А если я скажу, что все в ней вранье, с первой до последней буквы? Что тогда? Тебе это важно?
Не дождавшись ответа, она продолжила сама:
— Скорее всего нет. Тебя всегда больше увлекала форма, нежели правда. Книга станет бестселлером, принесет уйму денег. Ты из-за денег пошел на это, да? Чтобы Мабри жила припеваючи?
Одно веко слегка дрогнуло, но приборы продолжали жужжать и гудеть с прежней безжалостной монотонностью.
— Разумеется, ты хотел прежде всего создать шедевр, — продолжила Кэссиди. — На альтруистический поступок ты не способен. И от меня ждешь того же. И, конечно, мечтаешь уйти, овеянный славой. Жаждешь получить еще одну Пулитцеровскую премию, пусть даже посмертно. Или, может, Нобелевскую? Я согласна получить ее за тебя. Подготовлю трогательную речь про вас с Ричардом. К тому времени вы уже оба будете на том свете. Ты веришь в существование ада? Так вот, вы там встретитесь.
На мгновение ей показалось, что в лице Шона что-то изменилось. Кэссиди крепче стиснула его запястье и нагнулась ниже. Она и сама не понимала, почему плачет, не пришла в себя после стольких потрясений, должно быть.
— Не смей умирать! — яростно прошипела она. — Ты еще не сказал, что любишь меня! Слышишь, черт бы тебя побрал? И я еще не успела сказать, что люблю тебя!
Шон не шелохнулся.
— Послушай, сукин ты сын! — гневно выкрикнула Кэссиди. — Я не позволю тебе просто так умереть, подай хоть какой-то знак!
Глаза умирающего приоткрылись. На какой-то ничтожный миг. Нос и рот его были закрыты респиратором, так что при всем желании Шон не мог вымолвить и слова. Но Кэссиди прочитала все, что хотела, в его потеплевшем и озадаченном взгляде. Почувствовала слабое прикосновение пальцев. И тут же глаза его закрылись, а рука обмякла.
Кэссиди отпустила отца. Смахнув с глаз слезинки, выпрямилась и, расправив плечи, направилась к выходу, надеясь, что Ричард уже ушел и оставит ее в покое.
Но Ричард ждал ее, стоя посреди приемной. На мгновение Кэссиди остановилась, не зная, как быть дальше.
— Мерзавец! — прошептала она себе под нос. — Он все-таки умер.
Почти сразу, всего через одно биение сердца, Ричард шагнул к ней, обнял и прижал к себе с такой силой, что кости Кэссиди хрустнули. Слезы полились градом. Все вдруг утратило смысл. Она остро нуждалась в сочувствии, понимании и утешении. Но не в любом.
Смертельно опасные объятия Ричарда Тьернана — вот единственное, чего ей так остро недоставало.
Глава 18
Ричард отвез Кэссиди на Парк-авеню. За всю дорогу оба не проронили ни слова. Ричард не знал, когда Кэссиди ела в последний раз; более того, он не помнил даже, когда ел сам. Обоим необходимо было перекусить и побыть в одиночестве. Восстановить силы. Поспать, быть может.
Впустив Кэссиди в холл, Ричард запер дверь и, обняв ее, порывисто поцеловал. Она не сопротивлялась. Безропотно, доверчиво и послушно она упала в его объятия, а Ричард даже не собирался обдумывать, к каким последствиям может привести ее полнейшая готовность подчиниться его воле.
Ему хотелось лишь одного — предаться с ней любви, неспешной и нежной, целовать каждый сантиметр ее тела. Он был готов с головой погрузиться в любовный омут, невзирая на смертельную угрозу, которая таилась в этом опрометчивом шаге. Ричард уже переступил роковую черту. Все его мысли были поглощены лишь Кэсси, ее болью, горем, страданием. Он был готов на все, лишь бы утешить, исцелить ее раны. Даже если тем самым он обрекает себя на верную погибель.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});