Ольга Арнольд - Агнесса среди волков

Как бы то ни было, я чувствовала себя прекрасно: вместе с машиной ко мне вернулась свобода передвижения, и у меня появилось ощущение безопасности. Я прекрасно понимала, что чувство это ложное, что подложить бомбу в автомобиль элементарно просто, а подстроить аварию еще проще, но тем не менее не желала об этом думать.

Вернувшись к себе, я тотчас же позвонила Юрию, чтобы его поблагодарить, и в ответ услышала от любезного братца:

— Где ты шлялась?

— Я не шлялась, а отключила телефон и работала, а потом выходила в магазин за хлебом.

Он пробурчал в ответ что-то невразумительное и сказал, что ключи от машины и техпаспорт у него, и он отдаст их мне, если буду себя хорошо вести. Я сразу поняла, что настроение у него подавленное — очевидно, финансовые дела его складывались не блестяще, Аргамаков явно не оправдывал тех надежд, которые на него возлагались. Он подтвердил это, заявив мне, что скоро я ему понадоблюсь: появились новые потенциальные инвесторы, и я должна буду присутствовать на переговорах.

— А пока занимайся этой алкоголичкой, — добавил он. Аргамаковы вышли у него из милости.

Положив трубку, я облегченно вздохнула. Брату я ничего не рассказала о вчерашнем происшествии, но Сергею-то я сообщить обязана. И решив про себя, о чем говорить и о чем нет — о визите к Дону я решила умолчать, вряд ли его сыщики меня выслеживали, — я набрала номер «Ксанта». Мне повезло: я застала Сергея на месте.

Оказывается, Сергей тоже пытался связаться со мной и был обескуражен моим отсутствием. Выслушав историю о неизвестном преступнике и чудесном спасителе, явившемся в образе кудлатого бобтейла, он долго молчал. Я понимала, что ему с его деликатностью трудно задать мне ту трепку, которую я заслуживала. Наконец он нашел нужные слова:

— Агнесса, я не понимаю, как такая умная женщина, как вы, может вести себя так безрассудно…

Выслушав нотацию и клятвенно пообещав, что больше не совершу ни одного безрассудного поступка, я положила трубку на рычаг, улыбаясь во весь рот: что бы сказал Сережа, если бы узнал о моем визите к Дону?

А Марк, паршивец, в этот день так и не объявился.

ПСИХОАНАЛИЗ КАК ВЫСШАЯ СТУПЕНЬ МЕДИЦИНЫ

«Занимайся этой алкоголичкой», — сказал мне Юра, и я честно занималась. На следующий день Рафаил привез к Аргамаковым Семена Ароновича Дорфмана, известного психиатра, принадлежавшего к старой, ныне вымирающей профессорской гвардии. От самого его вида, от негромкого голоса и сдержанных манер так и веяло интеллигентностью. При самом богатом воображении трудно было себе представить большую противоположность Ирине Петровне, чем этот пожилой невысокий человек с палочкой. Основной его дар, по-моему, заключался в том, что он умел слушать. Говорил ли он с Виолеттой, с Аргамаковым, с Рафаилом или со мной — он говорил с нами как равный, и чувствовалось, что ему действительно интересны наши ответы. Меня он просто очаровал. Виолетта тоже к нему прониклась доверием и нормально с ним беседовала. А может, дело в том, что она уже вышла из того подавленно-злобного состояния, в котором находилась сразу после больницы.

Семен Аронович подтвердил правильность лечения, назначенного Виолетте Рафаилом, но добавил в схему еще кое-какие препараты, дорогие и редкие, как он пояснил Николаю Ильичу:

— Их надо еще поискать, может быть, даже отправлять курьера на Запад.

Когда Рафаил показал профессору рекомендации, оставленные Бориславской, он только поморщился и ничего не сказал. А на прямой вопрос Аргамакова, чем же все-таки больна его жена, ответил уклончиво:

— Не все ли равно, как это назвать? Дело не в диагнозе, а в лечении — а все депрессии, в общем, лечатся одинаково, — если врач хорошо чувствует состояние пациента. Вам повезло, Рафаил Израилевич обладает такой интуицией. — И отпустив этот комплимент Рафаилу, который даже зарделся от смущения, он продолжал: — Но в любом случае химия химией, но не стоит забывать и о психотерапии. Рафаил Израилевич — опытный психотерапевт, если рассматривать психотерапию в традиционном для нашей медицины смысле. Но Виолетта Дмитриевна пережила серьезную психологическую травму — мы о ней знаем — и, возможно, какие-то еще нервные стрессы, о которых она сама не помнит, но они сыграли свою роль в развитии ее заболевания. Поэтому я вам рекомендую параллельно обратиться к хорошему психоаналитику. Сейчас откроешь любую газету, тот же бульварный «Московский комсомолец», и видишь объявление: «психоаналитик», «психоаналитик»; хорошо еще, если у этих так называемых психоаналитиков есть хоть десять классов образования. Настоящий врач не будет давать объявлений в газете, у него и так обычно обширная клиентура.

Тут я взглянула на Виолетту — она мне в ответ криво усмехнулась, признавая свое поражение.

— По поводу Виолетты Дмитриевны я поговорю со своим другом профессором Сурковым. Под его началом действует Международная независимая психоаналитическая ассоциация, в которую входят опытные специалисты, стажировавшиеся в Англии. Он порекомендует нам кого-нибудь стоящего, и мы договоримся, чтобы этот психоаналитик, если, конечно, он понравится Виолетте Дмитриевне, приезжал к вам домой несколько раз в неделю. Тут не выдержала Виолетта:

— Почему домой? Я вполне сама могу ездить на прием. — Она, видимо, боялась, что если муж и не запрет ее в сумасшедший дом, то посадит под домашний арест.

— Или ваша жена сама будет ездить к ним. У них офис недалеко от Белорусского вокзала.

Итак, все стороны были явно удовлетворены, и когда профессор поднялся, сам Николай Ильич поспешил подать ему пальто. Распрощавшись с банкиром и Виолеттой, Семен Аронович обратился к нам с Рафаилом:

— А теперь, молодые люди, не сочтите за труд проводить старика до машины.

И мы вышли из квартиры, поддерживая старого профессора под обе руки. Как только дверь за нами захлопнулась, Семен Аронович обратился к нам:

— Молодые люди, вы, очевидно, еще не совсем усвоили психологию богатых, просто вы с ними мало сталкивались. Так что учитесь у меня, старика. Вот вы, Рафаил Израилевич, что вы ей назначили? Амитриптилин — так ведь его можно купить в каждой аптеке, им лечатся даже уборщицы! Или феназепам — мы-то с вами отлично знаем, что это единственный советский препарат мирового уровня и он во многих отношениях лучше западных аналогов, но ведь он стоит копейки! Это несолидно как-то. Богатые хорошо лечатся только тогда, когда лечатся очень дорого. А вот я ей выписал флуанизон — пусть поищут! Сами знаете, лекарство это слабое, оно ей особо не поможет, да ведь и вреда не принесет. А привезут они его откуда-нибудь из Германии, так одно сознание, что другие его достать не могут, окажет такое воздействие! Так что в следующий раз не стесняйтесь, выписывайте этим новым русским самые дорогие лекарства, не жалейте их денег, и тогда будет толк.