Сергей Бакшеев - Отравленная страсть
Женя привалилась спиной к стене.
– Это баня, – сдерживая учащенное дыхание, объяснила она. В ее широко раскрытых глазах звезды мерцали ярче, чем на небе.
Мы поцеловались. Глубоко, долго, до головокружения.
– Пойдем, – губы в губы шепнула она и потянула внутрь.
Скрипнула низкая дверь, мы шагнули в темное помещение. Здесь пахло теплыми досками и влажными листьями, видимо, к приезду гостей баню протопили. Мои руки вновь поймали стройное тело, оно было податливым и упругим. Я прижимал гибкий стан девушки, стремясь обнять сразу со всех сторон. Что-то мешало. Сумочка, которую она всегда прятала под платком! Пальцы перехватили вышитую бисером поверхность сумочки:
– Что ты носишь в ней?
Женя рассмеялась, отпрянула. Щелкнул раскрытый замочек. Она выудила продолговатую темную сливу:
– Смотри! Я так люблю сливы. Кусай!
В мой рот уперся овал с прохладной кожицей. Она прижимала сливу продольным боком. Я разжал зубы и откусил половинку сочного плода. Женя выдернула из образовавшейся щелки плоскую косточку.
– Смотри, что получилось. – Она держала передо мной надкусанную сливу. Миндалевидную дырку от косточки обрамляли две дуги красной мякоти. Сверху и снизу пошире, а по бокам – плавно сужаясь. – Это губы. Сочные, зовущие. К ним хочется прикоснуться. Попробуй, поцелуй!
Я прижался к сочным «губам» плода, осторожно присосался, кончик языка скользнул во влажную дырочку. Женя оторвала сливину, в темных глазах резвился озорной блеск.
– А теперь меня. Так же.
Я обнимал самую желанную в мире девушку. От восторга каменели мышцы, наши рты впивались друг в друга, кисловатый вкус сливы смешивался с теплой пьянящей сладостью.
В какой-то момент Женя отстранилась, выскользнула вниз, в моих руках остался платок.
– А теперь посмотри, – она вновь показала половинку сливы, но держала ее вертикально. – Это тоже губы. Но другие… Лизни…
Я представил вертикальные губки, взревел и вырвал сливу зубами из вытянутых пальцев. Женя звонко рассмеялась. Ее руки потянули подол вверх, на секунду лицо скрылось под вуалью тонкого платья, перестукнули скользнувшие по ткани камешки бус, скомканное кольцо марлевки упало на лавку. Туда же я бросил платок.
Дальнейшее невозможно описать.
Когда-то в детстве на горке я ремонтировал велосипед и выронил колесо. Оно медленно катнулось по пологому склону, сминая травинки. В какой-то момент показалось, что колесо свалится на бок. Но уклон стал круче, колесо набрало скорость, спицы с шуршанием разрезали воздух. И колесо уже мчалось, взлетая на ухабах. Тонко свистели спицы, солнечные зайчики отпрыгивали от хромированного обода. Это была уже не бездушная железяка, ее Величество Скорость демонстрировала свою удаль. Темп нарастал, подскоки становились выше и чаще, и вот наконец колесо взлетело над обрывистым берегом озера. Оно высоко подпрыгнуло, зависло на какое-то время в солнечных лучах и ухнуло вниз, вспоров дрожащую водную гладь. Пена и брызги поглотили колесо. Я подумал, что в этот момент оно было безгранично счастливо. А поверхность озера еще долго трепетала мелкими волнами.
Когда мы отдышались, я спросил, уткнувшись носом в ямку на плече Жени:
– А такое счастье еще может повториться?
Ее длинные ногти блуждали по моему затылку. Я замер, чтобы услышать ответ. В мои распухшие губы влипли локоны ее волос, но избавляться от них не хотелось.
– Я верю и надеюсь, – шепнула она, и мы синхронно улыбнулись. Чтобы узнать это, мне не нужно было видеть ее лицо.
За стеной послышались шаги. Кто-то шел по мелким камешкам тропинки.
– Евгения! – Голос Юрия Борисовича заставил нас вздрогнуть. – Женя, ты здесь?
Скрипнула ступенька крыльца.
– Туда, – шепнула Женя, указав в темные глубины баньки.
Свет мы так и не включали. Мы подхватили одежду, обувь и на цыпочках двинулись внутрь. Женя успела подвязать платок под мышками. Она первой прошмыгнула в парилку. Прикрывая за собой дверь, я увидел ее платье, упавшее под лавку. Но возвращаться было поздно. Входная дверь в предбанник дрогнула, щель наружу стремительно расширялась.
Оставалось надеяться, что Калинин не обратит внимания на комок тряпки на полу. И что он не пойдет дальше.
Мы сидели на лавке в остывающей баньке и напряженно ждали. Сидели порознь друг от друга, словно это могло нас оправдать. Я прикрыл наготу ворохом одежды, не решаясь пошевелиться хотя бы для того, чтобы натянуть трусы.
– Евгения, – тихо позвал Калинин. – Евгения, ты здесь? Хлюпнула вода в задетой кадке, шаги остановились.
А пусть он увидит нас, бесшабашно решил я. Я люблю Женю. Люблю, люблю! И никому ее не отдам! И она меня любит, убедил я себя. Лицо повернулось к Евгении. Она деловито поправляла растрепанные волосы, выуживая что-то из раскрытой на коленях сумочки.
– Женя, – как-то совсем безнадежно вымолвил Калинин.
Евгения напряглась, глядя на дверь, глаза смотрели холодно и жестко. За стенкой что-то стукнуло, скрипнула доска под грузным шагом, хлопнула наружная дверь.
– Ушел, – спокойно констатировала Женя, поднялась, безупречные ножки ловко юркнули в трусики.
Я тоже стал одеваться.
– А где же платье? – удивилась Женя.
– Там осталось.
Мы вышли из парилки. Расправленное платье лежало на скамье. Мне стало грустно. Я представил состояние Калинина после этой находки.
– Заметил.
– Он нас не видел! – твердо произнесла Женя.
– Догадался.
– Это ничего не значит.
– Неудобно. Может, нам во всем признаться?
– Я сама решу этот вопрос, – строго оборвала Евгения, подбирая волосы.
Вместо вольно распущенных прядей от ушей в стороны торчали два озорных хвостика. Я невольно улыбнулся:
– Ты похожа на примерную школьницу.
– Это мой боевой прикид, – серьезно сообщила она. – Не нравится?
– Есть женщины, которым идет любая прическа. Я попытался ее обнять. Она отстранилась:
– Нужно идти.
Мы вышли из бани. Показалось, что стало прохладнее. Где-то вдали беззвучно сверкнула молния, через пару секунд докатились глухие раскаты грома. Я с наслаждением втянул свежий воздух:
– Похоже, будет гроза.
– Хорошо бы. – Женя посмотрела в ночное небо и странно улыбнулась. А я подумал, что между нею и непредсказуемой стихией есть что-то общее. Она быстро чмокнула меня и сказала: – Ты иди по тропинке, а я лесом. Подойдем к дому с разных сторон, так будет лучше.
Юркая фигура тут же скрылась за кустами, не дав мне возможности возразить.
Я брел по дорожке и пытался разобраться в сумбуре эмоций, нахлынувших в последний час. Я приехал сюда, чтобы спасти Калинина и выявить убийцу. Нет! Я приехал в охотничий домик, чтобы спасти Женю от ложных подозрений. Или я здесь для того, чтобы выпутаться из неприятной истории самому? А может, я согласился на поездку, чтобы раздразнить ее? Вариантов много, но только одно не подлежало сомнению – я безумно люблю Евгению Русинову. Лучше ее нет никого! И после сегодняшнего вечера, после того пронизывающего счастья, что я здесь испытал, других женщин для меня не существует.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});