Вадим Бабенко - Простая Душа

Ему, как и Астахову, тоже не нравилось сегодняшнее утро, однако, будучи человеком практическим, он не искал к тому слишком сложных причин. Проснулся он с тяжестью в голове, которая вновь стала мучить его последние недели, и долго лежал в кровати, гадая, есть ли это следствие надвигающегося циклона или же сигнал более серьезного свойства, о котором стоит рассказать врачу. Затем ему позвонила любовница, хозяйка салона красоты, и полчаса донимала проблемами, не стоящими выеденного яйца, но главное – именно на сегодня была намечена «акция» с Царьковым, и «покровителя», как всегда перед щекотливым делом, терзали сомнения, все ли спланированно как должно, и не помешает ли задуманному какой-нибудь подводный камень. Потому, в машину он сел мрачным и хмурым, недовольно потер затылок и выругал шофера за какую-то мелочь, нагнав на того порядочного страху. Первое, что он хотел сделать у себя в кабинете – это запереться от всех на ключ и еще раз проговорить детали с главным из тольяттинских гангстеров, но дожить до этого у него не вышло. Безвестный посланец судьбы, успевший уже с утра «поправить здоровье» водочкой с пивком, смешал все планы и «покровителя», и многих других, врезавшись на полном ходу в бок новенького «Мерса» и задав работы спасателям, потратившим два часа на извлечение тел из покореженных автомобилей.

Этого Андрей Федорович уже не видел. Он брел навстречу сигналящей пробке, взволнованный и бледный, ничего не замечая кругом. Смотреть больше было не на что – главное уже случилось. Напряжение в воздухе спало, будто лопнула тугая струна. Запущенный снаряд мироздания попал не в него, но просвистел довольно-таки близко. Смысл этого ему еще предстояло обдумать.

В двух кварталах от злополучного перекрестка жизнь уже шла своим чередом. Было людно, молодухи-татарки, рассевшиеся вдоль тротуара, бойко торговали, чем придется. Разбитная девчонка из магазина галантереи попыталась было поймать Астахова за рукав. «Пойдемте к нам за джинсиками, есть и рубашечки новые турецкие…» – зачастила она фальцетом, но смолкла и отшатнулась, увидев его лицо.

Лишь когда показалась площадь со зданием рынка, похожим на стилизованный вокзал, и цирк братьев Сермяжных с фасадом-зеркалом, за которым будто готовился фокус с исчезновениями, Андрей немного пришел в себя. Руки больше не тряслись, и во рту исчез металлический привкус, а мысли вновь обрели какую-никакую стройность. «Дежа вю, – пробормотал он, – то есть нет, что это я болтаю? Никакое не дежа вю, а предвиденье непонятной природы. Впрочем, избыток необъяснимого всегда несет в себе креативный импульс».

Ему подумалось тут же, что сложность пространства-времени, к пониманию которой человечество пока не приблизилось, ценна хотя бы тем, что не дает никому права сводить явления к примитиву – несмотря на то, что кругом, куда ни глянь, именно примитив цветет пышным цветом. «Размножайтесь, плодитесь, – усмехнулся Астахов, обращаясь неизвестно к кому. – Что с вас взять еще, вы ведь больше ни на что не способны. Я на вас не сержусь, все мы одинаково наивны. В этом есть надежда – может все устроено хитрее, и жизнь духа не кончается со смертью?»

Вскоре он увидел Анну – она сидела на скамеечке у фонтана, передвинувшись почему-то с обычного своего места к статуе морского котика с мячом на носу. Когда он подошел, их разделил поезд, катающий детей, и с полминуты они глядели друг на друга сквозь ажурные окна вагонов, раскрашенных в веселые цвета. Что-то в ее взгляде показалось Астахову странным, какая-то отрешенность или тень смирения – он подумал даже, нет ли тут почвы для новых предчувствий и устало вздохнул.

«Извини, я опоздал, – сказал он ей, целуя в щеку. – Там страшная авария на перекрестке с Московской. Боюсь, что есть пострадавшие – если не сказать мрачнее».

«Да, ужасно, – откликнулась Анна, пристально глядя ему в глаза. – Им, конечно же, хуже, чем мне, но и мне так плохо, что я даже не могу их пожалеть».

«Что случилось? – удивился Андрей Федорович. – Что-то с мужем? Пойдем в кафе, я накормлю тебя обедом».

«Знаешь, – медленно выговорила Анна, – мне кажется, ты решил меня бросить. Ведь так?»

Между ними сразу выросла стеклянная стена. Астахов помолчал, потом поднял руку, потер висок и сказал, не отводя взгляда: – «Да, так».

«Ну, бросай, – пожала плечами Анна, – зачем при этом еще и есть?» – и вдруг повернулась и побежала прочь, так что он не успел добавить ни слова.

Глава 19

Между тем, об утренней аварии, после которой «покровитель» Царькова внезапно отбыл в иной мир, к вечеру того же понедельника все еще не знали ни похитители, ни их пленники. Запущенный механизм «акции» продолжал движение, пусть и потерявшее всякий смысл. План, разработанный бандитами, и утвержденный «покровителем», вовсе не собиравшемся умирать так скоро, выполнялся пункт за пунктом – несмотря на неувязку с составом действующих лиц.

Видавший виды катер, отчалив от заброшенной пристани, укрытой кустарником, резво пересек Волгу. Здесь она разлилась широко и свободно, противоположный берег терялся в зыбкой дымке. Мелкая волна рябила на солнце, река текла медленно и плавно, безмятежная, как спящий зверь. Все вокруг дышало покоем, простор завораживал до умиления, но пленникам было не до красот природы. Они сгрудились посреди палубы под надзором двух бандитов, развалившихся на боковых сиденьях. У штурвала стоял хозяин судна – невзрачный мужичонка, то и дело сплевывавший за борт. Тимофей прижимал к щеке носовой платок, остальные были невредимы и лишь переглядывались, не произнося ни слова.

Ситуация до сих пор не укладывалась у них в голове. С одной стороны, происходящее казалось нелепым – слишком уж резким был переход от привычной жизни к сюжету дурного боевика, в который их бесцеремонно вовлекли. С другой же, не приходилось сомневаться в удручающей реальности событий: черные пистолеты отнюдь не выглядели игрушками, да и весь облик похитителей говорил о том, что шутки с ними плохи. Захваченных тщательно обыскали, отобрав мобильные телефоны – в том числе и Елизавету, невзирая на ее возмущение. Царьков сунулся было протестовать, но сразу получил рукояткой по скуле, а перед посадкой в катер бритоголовый бандит внимательно оглядел всю компанию, и от этого взгляда неприятно засосало под ложечкой. «Сейчас у нас будет речная прогулка, – произнес он негромко. – Так вот, чтоб вели себя как на прогулке – чинно и тихо. Если кто вздумает шалить – купаться полезет или голос подаст – тому сразу пулю, усекли?»

Каждый понял: так оно и будет. На катере стояла тишина, нарушаемая лишь ровным тарахтением мотора. Через двадцать минут они переплыли реку и стали петлять по протокам среди бесчисленных островков. У одного из них катер вдруг нырнул в камыши, спугнув большую цаплю, и вскоре причалил к шатким деревянным сходням. Тут, очевидно, когда-то была турбаза или дом отдыха одной из окрестных фабрик, разорившейся и брошенной после распада Союза. Сквозь сосны виднелись останки коттеджей – карточные домики из дырявой фанеры. Среди них бродили две собаки, а у самой воды стояла будка сторожа – строительный вагончик допотопных времен, вкопанный в землю и просевший на один бок. Рядом с ним можно было представить дряхлого пропойцу с берданкой, но там стоял высокий, широкоплечий тип с оттопырившейся полой рубахи и, ухмыляясь, смотрел на приехавших. «Прибыли, – констатировал он. – Что-то вас много».