Джейн Хичкок - Светские преступления

Я покинула магазин в глубокой задумчивости.

Итан не болтает, но стеснен в средствах. Бетти и Джун не занимать средств, но болтовня стала их второй натурой. Дик Бромир? Он достаточно богат и всегда готов прийти на помощь другу. Разве он не помогал мне в былые дни? Помог бы и теперь, если бы сам не был под подозрением. Вдруг он решит поделиться с Триш, а Триш не умеет долго держать язык за зубами. Гил Уотермен? Неплохой вариант. Однако после истории с Моникой он вряд ли решится что-то утаить от Бетти.

И вдруг меня осенило. Чарли Каан!

Сказать о Чарли, что он не болтлив, означало ничего не сказать. Он открывал рот только тогда, когда иного выхода не было. В период моего пребывания у Каанов бывали завтраки, когда все, что я от него слышала, было «передай соль». Джун вечно жаловалась, что с ним можно говорить только о гольфе и фондовой бирже, что нет никакого интереса делиться с ним сплетнями, потому что они влетают ему в одно ухо и вылетают из другого. Такие люди умеют хранить секреты просто в силу того, что они не держатся у них в памяти. Главное, чтобы Чарли не упомянул о моей затее Джун. В этом он должен поклясться ни много ни мало жизнью.

Я позвонила Чарли с предложением пропустить вместе рюмочку и заодно обсудить один важный вопрос, и он пригласил меня в «Никербокер», членом которого состоял с юных лет (в этот закрытый клуб принимаются только коренные ньюйоркцы из наиболее богатых и влиятельных семейств). Мы устроились в одной из приемных этого почтенного заведения, с видом на Пятую авеню. Со стен на нас благосклонно взирали портреты членов клуба, ныне уже покойных.

Светская беседа не была сильной стороной Чарли, да и я, с аукционом на носу, не была к ней расположена, а потому прямо перешла к главному.

— Чарли, я хочу попросить тебя о большой услуге.

Пока я объясняла суть дела, Чарли молча потягивал дюбонне. Сухопарый, плотно упакованный в костюм-тройку с галстуком-бабочкой, он, пожалуй, более всего напоминал мумию. Я постаралась представить свою затею в самом невинном свете. За все время моего монолога Чарли не издал ни звука, и невозможно было сказать, доходит до него то, что я предлагаю, или нет. Потом он наконец раскрыл рот.

— Значит, ты намереваешься взвинтить цену, чтобы как следует ощипать графиню. Это незаконно.

Он был не так туп, как казался, старина Чарли.

— В строгом смысле слова можно расценить это и так, — признала я. — Но если взвинчивать цену за, скажем, подарок для Джун, кто будет знать правду?

— Я.

— Верно, — вздохнула я, устыдившись.

— А если Моника перестанет набавлять и я останусь при ожерелье?

— Я его у тебя выкуплю.

— На какие, извини за выражение, шиши?

— Если ты останешься при ожерелье, то я останусь при названной сумме. Не забывай, что это я выставила его на продажу. Правда, я потеряю на этом комиссионные и налог на продажу, но возмещу тебе и эту сумму. Тут уж тебе придется поверить мне на слово.

— Однако, пока я не заплачу аукционному залу, денег тебе не получить, не говоря уже о том, что заплатить придется всю сумму, включая налог и комиссионные.

— Совершенно верно. — Необходимость стоять на своем смущала меня чем дальше, тем сильнее, но отчаяние придавало упрямства. — Послушай, Чарли, я могу дать почти стопроцентную гарантию, что этого не случится! Моника будет добиваться ожерелья любой ценой. Всему городу известно об этом с ее собственных слов.

— Вот именно, что с ее слов. Я заметил, что люди не всегда поступают так, как якобы собирались.

— В общем ты прав, но не знаешь одного очень важного обстоятельства. Моника одержима идеей завладеть абсолютно всем, что когда-либо принадлежало мне. Она хочет занять мое место во всех отношениях. Ожерелье тесно связано с моим прошлым. Согласись, для нашего круга оно как бы олицетворяет меня. В глазах Моники обладание им преобразит ее во вторую Джо Слейтер.

— А в твоих глазах? — осведомился Чарли с интересом.

Это был хороший вопрос. Намеренно или нет, Чарли попал в точку. Довольно долго мы сидели в молчании.

— Ладно, — сказала я наконец. — Вижу, ты не в восторге от моей затеи. Что ж, извини, что поставила тебя в неловкое положение. Дело в том, что мне больше не к кому обратиться. Надеюсь, ты не проговоришься.

Чарли как будто уже не слушал меня, потерявшись в каких-то своих мыслях, но когда я начала подниматься, сделал знак подождать.

— Кто сказал, что я не в восторге? Ты в курсе, что меня исключили из колледжа за игру на бегах?

— Вот как! — сказала я озадаченно, не совсем понимая, как эта информация относится к моей теперешней проблеме.

— В детстве я терпеть не мог соседа. — Чарли прокашлялся и продолжал с чувством гордости: — Как-то ночью я подсунул к нему в бассейн дохлую акулу. Это ублюдок с утра пораньше нырнул и чуть не помер от сердечного приступа!

Он хохотнул, а я приоткрыла рот. Определенно это был не тот Чарли Каан, которого я знала.

— Все думают, что у меня нет никакого чувства юмора, — продолжал он, — а оно очень даже есть. Больше всего я люблю хороший розыгрыш. К сожалению, годами не имел такого шанса.

— Это как раз твой случай!

— Спасибо. — Чарли помедлил и вдруг звучно шлепнул ладонью по столу. — Берусь за это, чтоб мне пропасть!

Зная, что он шарахнется от объятий, я ограничилась воздушным поцелуем.

— Спасибо тебе, Чарли, дорогой! Но только вот что: ты никогда, ни за что не скажешь Джун ни слова о нашем плане! Ни слова, понимаешь?

— Я вообще ничего ей не говорю, но учти, Джун легко домыслит то, чего не знает.

— Домыслить можно, только если знаешь хоть что-нибудь, а узнает она, только если ты об этом заикнешься. Поклянись, что будешь нем как рыба!

Чарли хлопнул кулаком по груди, как гладиатор перед боем.

— Цезарь! Идущие на аукцион приветствуют тебя!

Я расценила это как клятву.

Невозможно было предугадать, явится ли Моника на торги лично, но для Чарли это полностью исключалось, если он желал сохранить инкогнито. Возможно, наилучшим выходом для меня было держаться в стороне, но я не усидела дома и отправилась в аукционный зал переодетой до неузнаваемости, то есть в черном парике, мешковатом костюме жуткого розово-лилового цвета и без малейших следов макияжа. В одной из боковых галерей рекламировались следующие торги. Я сделала вид, что увлечена фотографиями исторического наследия времен первых поселенцев, хотя вид облезлых флюгеров и суровых лиц на потемневших дагерротипах нагонял тоску.

Каждый аукцион привлекает свой тип публики, и невольно думалось, что сюда явится толпа личностей настолько же тусклых, как и объекты их интереса. Иное дело торги с драгоценностями. Как мощный магнит, они влекут к себе броско и дорого одетых женщин. На случай если моя Немезида не устоит против этого властного призыва, я укрылась за высоким, в натуральную величину, деревянным индейцем.