Юлия Шилова - Путь наверх, или Слишком красивая и слишком доступная

— Давай поменьше у него спрашивай. Уже бы в аэропорту был, — разозлилась я. Взяв Тима за руку, я вывела его за дверь и посмотрела на скучающего Жорика. — Жорик, садись в машину и проконтролируй ситуацию. Скажи водителю, что этого молодого человека нужно довезти до Московского проспекта, а затем в аэропорт. Купишь билеты ему с подругой на рейс до… Куда там ему надо? До Урала. Как освободитесь — сразу ко мне.

— Чупа, я не могу оставить тебя одну. Может, лучше этого товарища посадить на такси? — Жорик недовольно посмотрел на Тима.

— Нет. Делай, что я тебе сказала, и не задавай лишних вопросов. Я буду тебя ждать здесь, в этой палате. Постарайся уложиться как можно быстрее.

Жорик кивнул и потащил за собой Тима. Я посмотрела на часы и вздохнула. Ровно четыре часа. Через час в зимнем саду меня будет ждать Димка. Хотя можно особо не переживать. Сегодня он весь вечер проторчит там и вряд ли наделает каких-нибудь глупостей. Сделав глубокий вдох, я вновь зашла в палату и села рядом с Бульдогом.

— Ну вот мы и одни, — сказала я, с трудом сдерживая слезы. — Если бы ты знал, как я ждала этой встречи… Сколько я о тебе думала и как сильно люблю…

Я наклонилась над Бульдогом, и слезинки предательски капнули на его лицо.

— Ты плачешь? — прошептал Макс.

— Да.

— Ты же сильная.

— Сейчас нет.

Бульдог улыбнулся:

— Знаешь, я опять уловил знакомый запах, твои волосы пахнут спелой пшеницей. Мне столько бессонных ночей мерещился этот запах, а теперь даже не верится, что я опять могу его вдыхать.

— Макс, что с тобой случилось? Что произошло той ночью?

— Я и сам не знаю. Я знаю только одно: ты в опасности. Кто-то охотится за тобой и следит за каждым твоим шагом. В ту ночь этот проклятый корейский джип несколько раз переехал меня. Затем эти скоты выкинули меня прямо на дороге, а больше ничего не помню. Я очнулся в больнице. Единственное, что я до сих пор не могу понять, почему меня тогда не убили. Зачем оставили жить калекой?!

— Ерунда, Макс. Главное, что ты жив и что я рядом. Я буду твоей женой, матерью, любовницей, сиделкой. Ты нужен мне любой — я не могу без тебя. Погладь мои волосы — я так соскучилась по твоим рукам…

Макс крепко сжал скулы, и из его груди раздался пронзительный стон.

— Что случилось? — испугалась я.

— Чупа, мои руки не работают и больше никогда не будут работать…

— Как?

— Я не могу взять в руки карандаш, а ты хочешь, чтобы я погладил тебя по волосам.

— Ерунда. Я видела кучу фильмов, читала массу литературы. Со временем все функции восстановятся. Просто нужно время и физические нагрузки. Вот увидишь — все будет хорошо. Ты не один, нас двое.

— Нет, Чупа, ничего не восстановится. Я безнадежен.

— Но так не бывает!

— Бывает.

— Нужно верить в собственные силы — тогда будет результат.

— Какая вера?! О чем ты говоришь?! Мне нужно умереть, вот и все.

Я сморщила лоб, взяла кисть Бульдога и приподняла. Рука безжизненно упала на кровать, не задержавшись в воздухе даже на пару секунд.

— Ну а поднять голову ты можешь? — спросила я, не скрывая слез.

— Нет, — прошептал Бульдог. — Я ничего не могу, Чупа. Я не могу поднять ногу, голову. Я совершенно не чувствую нижней части. Я больше никогда не смогу сделать тебе что-либо приятное. Все атрофировано.

— Так не бывает, — рыдала я, прижав руки к груди.

— Как видишь, бывает все.

— Но ведь ты был такой здоровый мужчина…

— Это меня не спасло.

Я вытерла платком слезы и вышла из палаты. Обнаружив дверь с табличкой «Главный врач», я постучалась и зашла в кабинет. Представившись, села в кресло и попыталась вникнуть в смысл произносимых врачом слов. Эти слова звучали как приговор, больно раня мои оголенные нервы.

— Он никогда не сможет ходить. Повреждены важнейшие нервы. Все функции опорно-двигательного аппарата атрофированы и восстановлению не подлежат.

— У меня есть деньги. Много денег. Я отдам последнее за то, чтобы этот человек двигался, — вырвалось у меня.

— Есть вещи, которые нельзя купить за деньги. Здоровье не купишь, — сухо сказал врач. — Используйте свои деньги для того, чтобы поместить этого человека в самый лучший дом инвалидов и обеспечить ему хороший уход.

Вернувшись в палату, я подошла к Бульдогу и зарыдала.

— Не надо, Чупа, не плачь, — прошептал он. — Послушай, что я тебе скажу. Я очень сильно тебя люблю. Настолько сильно, что ты даже не можешь себе представить. Мне больно оттого, что я больше никогда не смогу тебя защищать и быть рядом. Прости меня. Помнишь, ты когда-то меня подозревала…

— Я не хочу это вспоминать.

— Нет. Послушай. Я хочу, чтобы ты это знала. Ты подозревала меня напрасно. Я любил тебя с той самой минуты, когда впервые вошел в твой дом. Ночью я строил планы, мечтал о том, что когда-нибудь мы будем вместе. Я никому не говорил о том, что у меня есть брат-близнец, но Дашке я как-то рассказал о нем. Тот рюкзак она притащила, узнав, что Тим заядлый грибник и дачник. К выстрелам в Гатчинском дворце этот рюкзак не имеет никакого отношения.

— Я не хочу ничего слушать, — шептала я. — Все будет хорошо. Они хотят оформить тебя в дом инвалидов, но ты же знаешь, что я никогда этого не допущу. Ты будешь жить на даче вместе со мной. Я буду о тебе заботиться, а большего мне и не надо. Просто позволь мне быть рядом. Я так устала за эти дни, проведенные без тебя.

— Нет, Ланочка. Ты сама не ведаешь, что говоришь. Я калека. Я даже не могу самостоятельно сходить в туалет, пойми, я не могу воспользоваться твоей жалостью, твоим состраданием и самопожертвованием. Я не допущу, чтобы моя болезнь связала тебя по рукам и ногам.

— Макс, родной! Что ты такое говоришь! Главное, что мы вместе. Это не сострадание. Это любовь. Неужели ты до сих пор не понял? Я люблю тебя, черт побери. Я куплю тебе инвалидную коляску…

— Я не могу сидеть, — перебил меня Бульдог.

— Научишься.

— Да не научусь я, пойми! Я уже ничему не научусь!

— Ну не научишься, и не надо. Днем ты будешь лежать в беседке и смотреть на небо. Каждый день я буду приносить тебе кассеты и включать видик. Я скуплю все фильмы — лишь бы тебе не было скучно.

— Милая, посмотри мне в глаза.

Я вытерла слезы.

— Скажи правду: а ты бы смогла так жить, даже если я был бы рядом.

— Я бы постаралась, — прошептала я.

— Зачем ты врешь? Ты же мне никогда не врала раньше.

— Нет. Я бы обязательно постаралась. Мне кажется, что у меня бы обязательно получилось.

— Нет. Я слишком хорошо знаю тебя, а ты знаешь меня. Ни ты, ни я не сможем так жить. Нам придется расстаться, пока наши чувства сильны и чисты. Пока болезнь не изъела любовь.