Людмила Бояджиева - Семь цветов страсти

— Мэтр, вы же искали девственницу, — робко заметил ассистент. — А эта пышногрудая куколка…

— Доверь мне вопрос о девственницах, парень, — хмыкнул Старик. — Сдается мне, ты знаешь о них лишь понаслышке. У меня было две жены, царство им небесное, и для каждой я был первым и последним.

Всем была известна печальная история семейной жизни Старика, женившегося поочередно на двух сестрах-красавицах из соседней деревни. Обе скончались, прожив в браке не более трех лет и не оставив потомства. Поговаривали о наследственном заболевании крови и о проклятье, преследовавших семейство Аяццо. Овдовев вторично в тридцать три года Умберто больше не женился, предпочтя многочисленные необременительные связи. Большую любовь, обманувшую его в жизни, он обходил и в своем творчестве, испытывая почти суеверный страх. Теперь Старик вернулся в кино, чтобы высказать в «Береге мечты» все, что понял о любви за свою долгую жизнь.

Сценарий фильма вместе с сопроводительным письмом был отправлен в Женеву и вскоре, вопреки слухам о ее отказе продолжить кинокарьеру, Дикси Девизо стояла в павильоне, где проходили пробные съемки.

— Привет малышка! — помахал ей из темноты Умберто, не поднимаясь со своего любимого кресла. Девушка, прищурившись пыталась рассмотреть мэтра сквозь яркую световую завесу включенных софитов.

— Давай-ка, не будем терять время. Ты прочитала сценарий? Умница. Анита принесет тебе костюм. И не копайся с гримом — меня это вовсе не интересует. Лучше умойся, как следует.

— У меня нет косметики, синьор Кьями, — ответила девушка, недоуменно крутя в руках лоскут леопардовой шкуры.

— Это одень через плечо, вот здесь застежка, а сзади я помогу подвязать шнурки, — показала Анита. — Белье можно оставить свое, я имею ввиду трусики.

Через пару минут почти обнаженная девушка появилась на площадке и Умберто довольно присвистнул — ему понравилось, как естественно и прочно ступали по ковру ее босые ноги. И это юное, пышно расцветшее тело! Фигура в духе старых мастеров.

— Куришь, пьешь, колешься? — на всякий случай осведомился Старик, не терпящий замашек «золотой молодежи».

— Нет, но у меня плохой итальянский, — сказала она с заметным акцентом.

— Тем лучше. Как ты заметила, дикарка в фильме только начинает говорить. К тому же — это не главное. Джузеппе, давай сюда Кинга. — Крикнул Старик в темноту и молоденький ассистент вынес на площадку крупного толстого кота тигровой масти.

— Не бойтесь, синьорина, он у нас кастрированный. Я хотел сказать — совсем не злой и сонный. Света не боится — вырос на киностудии. — Парень протянул Дикси кусочек сырого мяса. — Это для Кинга деликатес. Сегодня ему везет. Подняв хвост трубой кот устремился к Дикси, учуяв лакомство.

— Порядок — партнер в кадре. Теперь, детка, забудь обо всем и поиграй с ним. Солнышко, полянка где-то в джунглях, тебе хочется резвиться. А рядом друзья — вся дикая мелочь, что плодиться в лесах. Ты — Маугли и еще не знаешь, каков человек. Ты невинна, как дитя, но в твоем теле просыпается женщина. Ясно?

Да прекратите шуметь, Анита! — Гаркнул Умберто и скомандовал оператору. — Поехали!

Дикси присела и погладила трущегося о ноги кота, тот сразу же встал на задние лапы, целясь на поднятый девушкой кусок мяса. Бурчанье Кинга заглушало стрекот камеры. Изловчившись, кот выхватил мясо и оттащил его подальше.

— Шустрый, подлец. Жаль, что не человекообразен. — Камера замолкла и слова Старика прозвучали приговором не справившейся с заданием претендентке.

— Не вышло, — поникла Дикси. — Простите, я не актриса. Учусь на экономиста. Не умею сосредоточиться на действии, собраться… получится чудесный фильм. — Одернув леопардовый лоскут, заменявший юбку, Дикси направилась к ширме.

— Эй, я не отпускал тебя с площадки. Что за капризы? Ты прилетела из Женевы? За билет кто платил? Ах, папа… — Умберто покачал головой, словно Дикси созналась ему в страшном грехе. — Вероятно папа не беден? Чудесно! Восхитительно! Папа богач, а дочка рвется в кино! Вместо того, чтобы штудировать труды Маркса.

— Поймать Кинга? — осведомился ассистент.

— Отставить… — хмуро пробурчал Умберто и вздохнул. — Надо иметь извращенное воображение, чтобы узреть в неуклюжей возне с котенком смертельную схватку с тигром. И я старый, добропорядочный обыватель должен почему-то этим качеством обладать. Переоденься и отправляйся гулять по Риму, детка. Домой полетишь завтра. Привет папе… Да! — окликнул он уже одетую, собравшуюся уходить девушку.

— Эти кудряшки мы делаем у парикмахера? Нет?! Пачито! Стакан воды.

Набрав полный рот Умберто вплотную приблизился к Дикси и выдохнул каскад водяных брызг ей в лицо. Дикси остолбенела, а Старик, взяв ее за плечи и слегка приподнявшись на цыпочки, внимательно разглядывал макияж.

— Не сердись, у нас в деревне так девок проверяли — кто сурьмится, кто щеки свеколит, кто белится. Самый верный способ. — Он потрепал Дикси по щеке. — La belle fidanzata! (славная невеста).

4

Когда съемочная группа прибыла в Багдад, Умберто Кьями еще не был уверен, что сделал правильный выбор в отношении актеров. Старика одолели сомнения — та ли это женщина-дитя, которая уже жила в его воображении, тот ли герой — посланец цивилизации, сумевший понять рядом с дикаркой, с ее первобытной чистотой, подлинный смысл человеческой любви — настоящей и вечной?

Алан Герт — белозубый американец, снимался только в рекламе. Парень пробовался в боевики, но неизменно оставался за бортом. Умберто поначалу не обратил на него особого внимания в чреде обаятельных атлетов, претендовавших на роль. Но уже в конце отборочного этапа, просматривающему отснятые пробы режиссеру показалось, что в глазах рекламного «ковбоя» есть нечто большее, чем притягательность самца:

— А он, кажется, не полный дубина, — пробормотал Старик. — Похоже у этого парня капитал не только в штанах.

Коллеги не скрывали удивления по поводу выбора Умберто, но переубедить его не смогли.

В качестве среды обитания своих идей и героев Умберто выбрал джунгли, как символ могущества первозданной природы. И не затем же, чтобы снимать муляжи и пластик в студийных «дебрях». Индийские коллеги охотно заключили соглашение, в рамках которого сдавали в аренду на тридцать дней облюбованное киношниками место в двухстах километрах от Багдада. Здесь были удачно представлены различные природные условия — леса, равнины, холмы с ущельями и ручьями. Имелись также живописные развалины буддийского храма, деревенька с сохранившимися этнографическими особенностями быта, брошенные американцами после съемок «вигвамы», а также несколько вагончиков, оборудованных для жилья.