Лицо света, лицо тьмы - Маргарита Малинина
Парень полез за тапочками в тумбу возле входной двери, и я сделала то же самое. Итак, тапочек много, но они все разные. Как быть? Увидев у Поттера пару тонких темно-синих, какие обычно выдают в отелях, я решила, что это специальные одноразовые для всех. Но внутри имелись и явно женские, с цветочками, узенькие, поношенные. А мужские тоже были разными. Что мне брать, чтобы не вызвать подозрения? Не дай бог я напялю на себя тапочки той пепельной гламурной курицы или брутальной девушки-гота. Первая высмеет, причем прилюдно, и капризным тоном потребует назад, вторая вообще морду набьет.
«Не суди по внешности», — сделала я себе замечание и просто выбрала первые попавшиеся, по виду — женские.
Поттер на мои ноги даже не глянул, ну и замечательно.
Итак, маленькая прихожая, являвшаяся всего лишь выступом наподобие террасы, плавно выводила в огромный светлый холл высотой в два этажа, выдержанный в бело-бежево-золотистых тонах. Справа от входных дверей начиналась добротная широкая деревянная лестница на второй этаж, который весь был как на ладони: коридор перед дверями представлял собой балкон над первым этажом, огороженный таким же деревянным ограждением, как и лестница, в виде резных перилл с балясинами. Направо и налево из холла вел коридор. Интерьер, в котором присутствовали античные элементы, такие как скульптуры и расписные вазоны, мне подробно рассмотреть не дали: Тони, переобувшись и скинув ветровку, тут же куда-то побежал. Я быстро шла за ним по ужасно длинному коридору, который наконец привел нас на очень просторную и светлую кухню.
Вот тут, прямо сейчас — предельное внимание! Если кто-то из них виновен в исчезновении Эллы и не дай бог сделал с ней что-то ужасное, то по его реакции на меня я все пойму.
Видите ли, я не сказала вам главного о сестре. Это то, что меня всегда бесило, однако благодаря этому я и не побоялась провернуть весь этот трюк с подменой. Дело в том, что она жутко стеснялась того, что у нее есть сестра-близнец. В какой-то момент она начала требовать, чтобы нас развели по разным классам. Мы учились в «А», а в школе был еще параллельный «Б». Вот туда она и требовала меня «засунуть». Когда мы с мамой и папой попытались донести до нее, что это как минимум глупо, ведь все в школе все равно уже знают, что мы сестры, а если придут новенькие, они же увидят меня в коридоре, тогда она, признав, что была не права, потребовала меня теперь перевести в другую школу! Я плакала, а мама доходчиво объяснила сестрице, что из-за ее странных капризов никто не будет возить меня в другую школу, потому что, во-первых, эта — самая близкая к дому, и во-вторых, я привыкла и к ней, и к учителям, и одноклассникам, хоть и особо ни с кем не дружила, как я уже упоминала раньше, короче, это будет для меня большой стресс. «Еще больший стресс — быть не как все! — ответила тогда Элла. — В другой школе никто не будет знать, что у нее есть сестра с ее лицом!» На это мама разумно предложила самой Элле перевестись в другую школу, но с тем условием, что ездить она будет туда сама — на автобусе. Или ходить пешком тридцать минут каждый день туда и обратно. После этого, поняв, что ее капризам никто потакать не будет, Элла присмирела.
Родители недоумевали, отчего вдруг такая нелюбовь ко мне или в принципе к тому, что у кого-то ее лицо, и списали это в итоге на подростковый период, и только я знала возможную причину. Но не стала никому рассказывать. Дело в том, что летом мы ездили в деревню к дальней родне на две недели. Там был мальчик, сын соседей, который Элле жутко понравился. Я бы даже сказала, что это была ее первая любовь. Нам по тринадцать, ему пятнадцать вроде. Или четырнадцать, точно не помню. И вот она начала с ним дружить и ходить за ручку. А потом он пообщался со мной, и одного дня ему хватило, чтобы определиться. У меня не было к нему интереса, и ходить с ним за руку я не стала, однако с сестрой он уже не горел желанием разговаривать. Он сказал ей, что я умнее. Да, так и сказал. Возможно, это грубо и бестактно, но вспомните, он был почти ровесник, тоже ребенок, по сути. Однако уже в сентябре, когда мы вернулись в школу, и началась ее первая истерика. И вот примерно с того времени мы перестали быть подругами. Более того, с тех пор она ненавидела, что мы — люди с одинаковым лицом. И я уверена на все сто процентов, что в этом маленьком мирке, куда Элла не пускала ни родителей, ни меня, ни одна живая душа не знала, что у нее есть сестра-близнец, похожая на нее как две капли воды.
Итак, я вошла на кухню, где вокруг круглого стола светлого дерева уже сидели пять человек и пили кто ароматический чай, кто кофе. Запахи этих напитков смешивались с запахом свежевыпеченных булочек, лежавших в большой плетеной корзине в центре стола.
Пять пар глаз уставились на нас с очкариком.
5
Блондин, снова весь в белом, как на снимке, недовольно сморщился; брюнет, такой же лохматый, криво ухмыльнулся; пепельная блондинка, быстро мазнув меня взглядом, сделала вид, что не заметила моего прибытия, и тут же вернулась к блондину, которому с воодушевлением что-то до нашего появления рассказывала; брюнетка в татушках, увидев нас, испуганно расширила глаза (однако!); наконец, полноватая девушка с темно-красным цветом волос (на фото она была рыжее, видимо, перекрасилась) проявила самую нестандартную реакцию: вскочив из-за стола, полетела на меня! Я в страхе отшатнулась, но, как оказалось, зря: она бежала, чтобы меня обнять.
— Элка, ты смогла! Как я рада!
Тоже обняв ее в ответ, я уставилась в ее лицо инквизиторским взором. Нет, такую радость подделать нельзя. Списываем рыжую, в смысле красную, со счетов. Хотя Элла — эстет во всем и людей ценит, как я всегда полагала, лишь за внешность. Поэтому странный выбор для нее, с кем дружить.
— Да, — ответила я лаконично, ведь я не знала, что сестра говорила им. Судя по фразе этой девушки, Элла сомневалась, что приедет на этот раз. Вот бы выдернуть побольше информации у этой девчонки, но аккуратно,
