Татьяна Устинова - Развод и девичья фамилия

Батурин усмехнулся.

– Лучше проверьте ваш компьютер на вирусы, – неожиданно посоветовал он. Девица уставилась на него. – Сын Киры Ятт недавно нам удружил один. Десять слов печатаешь, а одиннадцатое – матом. На мониторе все чисто, а из принтера лезет во всей красе. Проверьте.

– Хорошо, – растерянно пробормотала она.

– До свидания.

– До свидания, Григорий Алексеевич.

– Да, и не рыдайте больше в коридоре! – негромко сказал он ей вслед. Она обернулась как ужаленная. – У нас не приняты публичные рыдания. Сожрут.

Он повернулся к ней спиной и зашагал по коридору в сторону Верочки, сильно опираясь на свою палку. Девица еще несколько секунд смотрела ему в спину, а потом пропала за поворотом коридора.

Верочка сунула трубку в гнездо и выдернула из прорези карточку. Батурин проковылял было мимо, но вдруг приостановился.

– Этот телефон бесплатный, – сообщил он Верочке, – зря вы так старались.

– Я не старалась, – пролепетала она, – я звонила…

– Ну конечно, – согласился Батурин и потащился дальше.

Верочке он моментально разонравился.

Скажите, какой наблюдательный! Все заметил! И хромота у него не романтическая, тяжелая хромота, натужная, некрасивая. И сам мешок мешком! Как это он пробился в первые замы!

Наплевать на Батурина, решила Верочка.

Утром в редакции стало известно, что накануне вечером Костик был убит в подъезде дома Киры Ятт, которой он назначил романтическое свидание.

Его нашла бабка-вахтерша, которую за каким-то чертом понесло на последний этаж «проверить двери», хотя никаких дверей там не было, особенно таких, которые нужно проверять.

Время близилось к одиннадцати, и Марья Семеновна отправилась «проверять двери», и ее вопль, подобный иерихонской трубе, сотряс подъезд.

Приехала милиция.

«Газик» с надписью «Дежурная часть», освещая двор всполохами мигалки, бодро подскочил к подъезду, и из него выбрались усталые равнодушные мужики с кирпично-чугунными лицами и затылками. Им было наплевать на Марью Семеновну, которая заливалась слезами, наплевать на Киру, которая никак не могла прийти в себя и от этого непрерывно курила, и на Тима наплевать, чья бледная и возбужденная физиономия торчала в дверном проеме, и на Костика, который лежал, неестественно вывернув руку – живые так не выворачивают руки, – а его портфель валялся в стороне, как будто он никак не мог до него дотянуться.

Из соседей на лестницу почти никто не вышел, кроме тех, кто жил с Кирой на одной площадке и которых тоже пробрал до костей вопль Марьи Семеновны. Все остальные сделали вид, что ничего не происходит – частная жизнь, черт побери, гораздо важнее трупов на лестнице!

Вокруг Костика ходили чужие люди, присаживались на корточки, фотографировали и клали короткие линейки, как будто мертвый Костик был жуком, которого следовало поместить в энтомологическую коллекцию.

– Ну чего? – спросил с площадки милиционер, опоздавший к началу действа.

– Огнестрел, – откликнулся тот, который сидел на корточках, и они оба глубокомысленно закурили.

Примерно на половине сигареты – наблюдательная журналистка Кира знала это совершенно точно – они решили, что Кира должна быть в курсе, почему убили Костика, и даже вполне вероятно, что именно она все это и устроила. Они продолжали преувеличенно внимательно смотреть друг на друга, а потом один из них – тот, что сидел на корточках возле Костика, – оглянулся и как будто тоже приложил к Кире линейку, измерил с головы до ног.

Она это действо выдержала с блеском, по крайней мере, ей так показалось. Ничего особенного. Эту линейку к ней прикладывали миллион раз. Пережила и сейчас переживет.

Он двинулся к ней, на ходу доставая удостоверение из внутреннего кармана дешевой кожаной куртки.

– Капитан Гальцев, Андрей Степанович, – представился он, подойдя, и сунул ей под нос удостоверение, с которого свешивалась толстая никелированная цепь и пропадала в кармане. Кира подумала, что капитан Гальцев Андрей Степанович намертво пристегнут к своему удостоверению. Потом он произнес какую-то невнятицу, в которой проскальзывали известные ей по фильмам слова «РОВД» и «отделение номер такой-то». Кира кивнула.

– Хотите сигарету, – предложила она, – и, может быть, пойдем в квартиру?

Сигарету он только что бросил прямо на чистый, как будто отмытый шампунем, плиточный пол, и теперь она там лежала, скрюченная и сплюснутая, и отравляла ему жизнь.

Женщина была бледна и держалась прямо, с преувеличенным достоинством.

То ли боится, то ли переживает, решил капитан. Посмотрим, что тут у нас такое. Капитану не хотелось, чтобы это был «глухарь» – квартал кончается, надо бабки подбивать, статистику наводить, а тут – бац! – «глухарь»!

– Пойдемте, – еще раз пригласила она. В голосе была напряженная настойчивость. Капитан оглянулся на площадку и понял, в чем дело.

Мужики в грязных белых халатах взваливали на носилки труп – мертвые руки мотались по бокам, один щегольской лакированный ботинок слетел с ноги, и открылась узкая ступня в черном носке, капли черной крови падали на плиточный пол – не потому, что убитый все еще истекал кровью, а потому, что его одежда насквозь пропиталась ею.

– Костик, – пробормотала женщина, и капитан Гальцев посмотрел внимательно, – господи, этого просто не может быть !..

– Чего не может быть?

Она не взглянула на него и не ответила.

На площадку пятого этажа выходило две квартиры. В дверях одной из них маялся худосочный мальчишка в широченных штанах, майке навыпуск и босиком. Вид у него был одновременно любопытный, испуганный и брезгливый.

– Мам, ну что там, а?

– Приехала милиция, – спокойно ответила она, – ты же видишь. Сейчас Костика увезут.

Капитан с некоторым уважением подумал, что она не стала кричать, что «там ничего, и это совершенно не твое дело, и сколько можно повторять, чтобы ты шел спать!». Ведь ему понятно, что никакими силами она не загонит мальчишку спать, что он уже все видел, а потому скрывать от него «правду жизни» глупо.

– Проходите. – Она пропустила капитана вперед. – Я могу оставить дверь открытой, чтобы ваши… коллеги могли зайти.

– Хорошо, – пробормотал капитан.

Протискиваясь мимо нее, он услышал, как она пахнет – дорого и свежо, – и оценил длинную шею, плотные ноги, упакованные в джинсы, и довольно… большую грудь под свободным домашним свитером. У нее была странная прическа. Такие прически капитан видел только в рекламных роликах – сзади никаких волос, а спереди длинная лохматая выстриженная челка. Когда она пыталась заправить ее за ухо, на правой руке звякали два браслета. Больше никаких украшений не было.