Бремя чести - Любовь Бортник
Девушка, больше не останавливалась и шла дальше. Ален, понимая, что скоро он потеряет её из виду, собрался и поднял прикованные к холодной мостовой ноги.
Она шла, а Ален ей по пятам, мимо домов, где горели лампы, немного освещающие улицу. Девушка повернула, и они с Аленом, хоть она того и не знала, оказались перед какой-то лестнице. Девушка прошла под неё и Ален услышал скрип двери. Ему показалось, что дверь буквально выдолблена в стене. «Неужели она живёт здесь…» – подумал он, и, сделав шаг на встречу к заветной мечте, потерял равновесие из-за онемевших ног, и рухнул, с воплями, на мостовую.
– Эй, кто там! С вами всё в порядке? Где вы, я не вижу вас? – обеспокоенная девушка вышла на человеческий сдавленный крик.
Ален продолжал ворочаться на земле, кряхтел и стонал, осознавая своё положение.
«О нет! Она вот-вот увидит меня! Я не должен этого допустить» – вертелось в его голове, но он не успел отползти, и тем более встать.
Девушка подошла к нему и стала рукой нащупывать упавшего человека. Она коснулась его волос.
– Что разлеглись? Вставайте! Иначе жандармы заберут вас.
«Жандармы? Этого мне не хватало! Тогда всё пропало…Какой позор…» – мысленно прокричал в испуге Ален.
– Я не могу, ноги не слушаются меня. Кажется, я повредил одну при падении.
– Держитесь за мою руку, я помогу вам.
Девушка помогла ему встать, и положив его руку себе на плечо, повела к себе в каморку.
Зайдя внутрь она усадила его на топчан, и поспешила закрыть дверь.
Комната была на удивление просторной, правда, с очень низкими потолками, такими, что Алену пришлось сильно нагнуться, чтобы не повредить ещё и голову. Посередине стоял невысокий квадратный стол, и скамейка. У левой стены был трельяж, слишком красивый для такой барышни, как жившая тут, но уже старый и, в некоторых места, не подлежащий починке. Зеркало было лишь одно. На трельяже стояли баночки, флакончики, мелкие и побольше коробочки. Стояла стеклянная ваза с засохшими цветами. Лежало несколько бумаг, помятых и ровных, полностью исписанных крупным, но аккуратным красивым подчерком. На столе стоял кувшин с водой и на треть полная хлебница. Топчан, на котором покоился Ален, был обшит синим бархатом с белыми атласными врезками, и отделан золотой бахромой. С права у стены ничего не было, но сама стена была увешана рисунками, портретами, записями. У средней стены стоял огромный комод с резными бронзовыми ручками. На комоде стояли фарфоровые девушки, хрустальные вазочки и золотой сервиз. В углу стоял сундучок.
Девушка прошла в глубь комнаты и открыла подвал, откуда достала, завёрнутый в кожу, кусок мяса, и запечённую картошку, обёрнутую бумагой. Потом девушка подошла к комоду и достала оттуда мази и склянки.
– Давайте посмотрим на вашу ногу.
Ален повиновался.
– Абсолютно ничего серьёзного! Ни ушиба, ни вывиха, ни перелома. Что же вы так кричали, будто ногу у вас голодные псы оторвали?
Ален молчал. Впервые за это время он был так близок к ней и смог разглядеть её лицо. Огромные чёрно-синие глаза с пушистыми длинными ресницами хлопали чаще обычного, а пухлые малиновые губы беспрестанно улыбались, то слегка, то сильно. Чёрные, как уголь волосы слегка вились и ниспадали на плечи, на которых выпирали косточки. Круглое лицо девушки наполовину было освещено масляной лампой, но и этого хватило бы любому, чтобы очароваться и заворожиться красотой и прелестью девчушки, которая была безупречна. Ей было не больше семнадцати лет, а руки её, с длинными тонкими пальцами, походили на руки более взрослой леди.
Жоффруа не мог оторвать от неё взгляд. Он представлял её абсолютно другой, и не настолько молодой, и, к его удивлению, не настолько красивой.
– Что вы молчите? Вы совсем недавно так охали, а теперь и звука не издаёте. Садитесь лучше за стол, подкрепитесь. Видно, долго вам пришлось скитаться без еды. Вот, поешьте.
Девица пригласила Алена к столу и пододвинула тарелку ближе к краю, у которого присел Жоффруа.
«Вот уж я не думал, что и вправду сойду за бродягу!» – Ален был удивлён, что девушка стала принимать его за нищего, но выдавать себя не хотел.
Он откусил мясо, но не смог прожевать – оно уже было протухшим, а картошка – была вся в плесени. Девушка же напротив, соскребя всё лишнее с еды, охотно принялась заправляться, смакуя каждый кусок.
– Как вы очутились здесь? Что делали в этой части города? Неужели, преследовали меня? – улыбнулась, пока ещё, незнакомка.
– Вы правы, – наконец вымолвил Ален.
–Вот как! И как долго вы за мной шли? Стойте! Вы были в порту? Я окликнула вас, но вы не ответили. Угадала?
– Да, вы правы, прекрасная мадемуазель, -голос Алена задрожал, а девушка слегка смутилась – уж не привычно было ей слышать «мадемуазель».
– Я видел, как вы танцевали. Мне так понравился ваш танец, что я решил познакомиться с вами, и пошёл сзади, только потерял из виду. А потом я оказался в порту, где вы пели. Вы пели чудно! Таких звуков я в жизни своей не слыхал!
– Мало вы слыхали значит, месье. Что же вы не едите?
– Я не очень хочу есть. Лучше позвольте познакомиться с вами. Утолите голод моей души – скажите ваше имя!
– Я не хочу говорить своего, так как не хочу знать вашего. Обычно, когда ко мне заходит заблудившийся путник, уставший, изнурённый долгими поисками крова, он не оставляет и крошки на тарелке.
– Я не ел так давно, что уже утратил чувство голода. Поверьте, милая барышня, я ни коим образом не хочу обидеть вас, но пища для меня сейчас – хуже смерти.
– Хорошо. Тогда я отложу ваш кусок для кого-нибудь другого. У вас есть дом, или вы отчаянный бродяга?
– Я…
– Не отвечайте, – остановила девушка Алена, который не знал что лучше ответить.
– Есть у вас дом или нет, к сожалению, вам придётся уйти. Я не могу держать вас у себя.
– Тогда мне действительно лучше уйти. Я не требую от вас ничего, кроме имени. Скажите же мне его, и я стану богаче всех на свете.
– Вы и так богаче всех на свете, и имя моё вам ни к чему. Я прошу вас уйти, – настаивала девушка.
Ален не хотел спугнуть то, что зародилось в момент их встречи, и не хотел быть настойчивым, чтобы не оттолкнуть незнакомку, но слова её породили в нём сомнения – а не разоблачила ли она его?
– Что вы имеете
