Елена Сокол - В тишине твоих шагов
Она осторожно дотронулась до своей щеки и наигранно покачала головой.
– Я буду приходить сюда, когда захочу, – спокойно сказала я, не отрывая глаз, – а ты… Тебе придется оглядываться каждый раз, когда ты будешь идти по темным переулкам, если вдруг мне будет ограничен доступ к моей племяннице. Если с ее щеки упадет хоть одна слезинка. Ты пожалеешь.
Я взяла с крючка свою сумку и перекинула через плечо:
– Что еще ты знаешь о том, что произошло с той девушкой?
– С какой стати я должна делиться информацией с подозреваемыми? – рассмеялась она.
– Тебя же волнует репутация твоего бывшего мужа. Переживаешь за это?
– Вообще-то не особо, – хмыкнула она.
– Ясно. И всё же… Где это произошло?
– Ммм… – Она посмотрела на кончик сигареты и закатила глаза.
– Скажи, и я уйду, оставив тебя в покое.
– Да мне всё равно! Мне недолго осталось терпеть ваше серое скучное семейство и эту убогую лачугу. Красной Армии, 29. Двадцать девять. Запомнила или произнести по буквам? Там он прикончил эту девку.
Я кивнула.
– Теперь убирайся. – К ней вернулась обычная уверенность и решительность. Она облокотилась о спинку стула.
– Не вздумай менять замки, я буду приходить к своей племяннице, когда захочу! – Я развернулась и вышла из квартиры. За закрытой дверью послышался приглушенный каркающий смех.
«Ведьма», – подумала я и достала телефон. Быстро написав смс Ксюше, я вышла из подъезда.
Я была не в восторге от последних проявлений агрессии, но ничего не могла с собой поделать. Защитная реакция от осознания полной своей беспомощности.
Красной Армии, 29, оказался высокой многоэтажкой в трех кварталах от нашего дома. На освещенной солнцем детской площадке, на скамеечке, вытянув ноги, сидел седой старик в кепке. Я направилась к нему.
Прохладный воздух после дождя приятно бодрил, обволакивая весь двор. Гуляющие на площадке люди мельком взглянули на меня и отвернулись. Моя рука крепче стиснула ремень сумки. Я была вынуждена скрывать свое любопытство, опасаясь обратить на себя внимание.
– Доброго дня, – мне удалось втиснуться рядом.
Старик повернулся и взглянул на меня, нахмурив брови. Верхняя его губа была украшена черными усами, словно нарисованными сажей. Они очень контрастировали с седой шевелюрой. Он слегка отодвинулся, освобождая мне больше места:
– И вам, милейшая.
– Ну и дождичек, ух! – улыбнулась я.
«Боже, что ты мелешь», – взмолился мой внутренний голос.
– Да? Такой мелкий дождик, что я даже не намок, – вскинув брови, прошамкал старик в ответ.
– Живете здесь? – поинтересовалась я.
– Тридцать лет, – кивнул он.
– Не подскажете, в какой квартире проживала Мария Яковлева?
Старик выпрямил спину, почувствовав важность разговора. Его изборожденное морщинами лицо вытянулось в удивлении:
– Вы не здешняя, раз спрашиваете. Я и сам не знал о ней, пока не произошло… то, что произошло.
– Я из газеты, пишу заметку про это страшное происшествие, мне бы только знать номер квартиры.
– Первый подъезд, первый этаж, налево, – пробормотал он, указывая пальцем. – Всё давно опечатано, вы там никого не встретите.
– Тогда хотя бы гляну одним глазком!
– Не соваться бы в такое дело молодым хорошеньким девчонкам, – старик покачал головой.
– Спасибо за помощь, – я вскочила и быстро направилась к подъезду.
До заветной двери оставалось метров тридцать. Двигая руками в такт ходьбы, я заметила, как он машет мне вслед морщинистой рукой.
Открывший мне дверь мужик был огромен. Распухший от пива бездельник весил килограммов сто пятьдесят. У него были хищные маленькие глазки, плешивая голова. Приплюснутый на пол-лица нос напомнил мне тыкву. Мне подумалось, что он годами не вылазил из своего жилища, настолько бледной и серой была его кожа. На вид я бы дала ему около пятидесяти лет. Возможно, когда-то он был хорош собой, но пиво и сидячий образ жизни его погубили.
Он отошел в сторону, пропуская меня внутрь. Комната была обставлена скромно, но со вкусом. На стене висела парочка картин, обтянутых желтыми рамами. Жанр изображенного я бы охарактеризовала словом «мазня», но наверняка они были довольно ценными.
– Анна… Смелова, газета «Жизнь», – представилась я, протянув руку.
– Пилькевич. – Он прислонил мою руку к своим губам и тщательно обслюнявил. – Арам Пилькевич. Присаживайтесь.
Он указал рукой на кожаный диван. Я присела и достала блокнот.
– Позволите задать несколько вопросов о вашей соседке?
Арам подобрал свое огромное брюхо, присел в кресло напротив и положил его на колени, как арбуз. Его взгляд внимательно скользил по мне, остановившись на груди, обтянутой тонкой кофточкой. Достав своими толстыми пальцами зубочистку из упаковки, стоявшей на столе, он отправил ее в рот и принялся перемещать из стороны в сторону. Потом вынул, зажал в руке, улыбнулся и сказал:
– Но что я могу сказать вам нового? Я уже всё рассказал господам полицейским. Мы с ней были не знакомы.
Его лукавый взгляд блуждал по моей шее, то и дело опускаясь ниже. Он кокетливо пожал плечами.
– Такой серьезный, наблюдательный мужчина не мог не заметить, кто посещает девушку из квартиры напротив, – не собиралась сдаваться я.
Сев на край дивана, я несколько раз обмахнулась блокнотом, прикрыв глаза. Выдохнув, расстегнула верхнюю пуговицу. Нельзя было не заметить, как впились его глаза в вырез кофточки.
– Какая жара, – я медленно облизнула губы и пристально посмотрела на него.
Зубочистка запрыгала меж пальцев и выпала из его рук. Толстяк заерзал в кресле, почесывая волосы, торчащие из-за воротника рубашки.
– Расскажите, как вы обнаружили ее, это будет интересно нашим читателям.
– Не каждый день ко мне заходят такие хорошенькие журналистки, – он принялся теребить в руках пуговицу рубашки, – не знаю даже…
– Расскажите мне самые ужасные подробности, я буду вам благодарна. Очень благодарна, – заверила я, поправляя волосы. – Когда вы обнаружили ее тело?
Он заговорщически улыбнулся и подался вперед:
– Не знаю, как сказать вам, но она была… распутной девкой. Я таких чувствую на расстоянии. Выглядела развратно, редко ночевала дома, приезжала чаще под утро. При полном параде. – Видно было, как он возбуждается от своего рассказа. Жирдяй определенно получал удовольствие, день за днем наблюдая за молоденькой соседкой. – В то утро я пошел в магазин и увидел, что дверь в ее квартиру не заперта. Толкнул ее и вошел.
– И?
Его лицо скривилось:
– Я сразу позвонил в полицию.
– Что вы увидели?
– Она лежала на полу абсолютно голая. Вся в крови. Всё вокруг в крови. Неестественная поза, раскинутые ноги. Убийца, вероятно, действовал с дикой злобой. Я не эксперт, но, кажется, это были ножевые ранения. Здесь, – он показал на грудь, – и особенно там, – его рука скользнула вниз живота.
– Оу, – воскликнула я и сделала пометку в блокноте.
– Вам пошли бы очки, – взглядом он исследовал моё лицо.
– Спасибо, – я потерла лоб карандашом. – Заметили ли вы что-нибудь необычное на месте преступления? Вещи, которые не принадлежали убитой?
– Не знаю, я же не бывал у нее раньше. На тумбочке лежало кольцо и, кажется, водительские права.
– Её?
– Не видел.
– Она водила автомобиль?
На секунду он задумался:
– Ни разу не видел ее за рулем.
– У нее был парень?
– К ней часто заглядывал один из местных – Усик. – Арам недовольно поморщился.
– Усик? Прозвище такое? – удивилась я.
– Армянин. Такое имя – Усик. Держит небольшой рынок за углом.
– Ясно. – История начинала обретать видимые очертания. – Вы видели, приходил ли кто-нибудь к ней тем вечером, 21-го числа?
– Вечером здесь много народа шастает, идут с работы. Я не слежу.
– А утром?
– Не видел, чтобы кто-нибудь выходил от нее утром. – Он отрицательно покачал головой.
– Она ночевала дома?
– Могу ошибаться, но не видел ее выходящей.
– Может, у вас установлены камеры в подъезде?
Внезапно Арам встал, нависнув надо мной, как гора. Он хотел закончить надоевший допрос.
– Милая девушка, как вас, я забыл?
– А… Анна, – пробормотала я, глядя на него снизу вверх. Увидев, что он придвигается вплотную, я вскочила.
– Не хотите выпить со мной чашечку кофе? – он настойчиво схватил меня за локоть своей липкой рукой и явно не хотел отпускать.
– Не откажусь, эмм… показывайте кухню! – аккуратно высвободившись, я шагнула в сторону двери. – Скажите, у Маши есть родственники, подруги? С кем можно было бы поговорить.
– Никогда не видел подруг. Но на похороны приехала ее мать, наверное, она все еще у нее в квартире. Только не открывает никому. Прошу вас, – он подтолкнул меня дальше по коридору, скользнув рукой по пояснице.
Меня неприятно обожгло это прикосновение.
Я прошла на кухню, прижимая сумку к груди. Арам повернулся к плите. Его толстый зад едва помещался между столом и кухонным гарнитуром. В помещении стоял навязчивый запах начавших портиться продуктов. Воспользовавшись моментом, я кинулась к выходу, бросив на ходу:
