Алла Полянская - Моя незнакомая жизнь

Панков направился к «Жигулям».

– Игорь – хороший мальчик, Рита, – моя бывшая учительница хитровато улыбается.

– Но я не…

– Да я так просто заметила. Вот он уже едет. Нечего светить машиной на всю улицу, а теперь соседи подумают, что Ира с мужем заезжали.

– Как она поживает?

– Все нормально. И зять у меня хороший, и внуки в порядке, жить и радоваться только.

Машина заезжает во двор, и я поспешно закрываю ворота. Не то увидит Литовченко нездешние номера и сбежит, сучка тощая, ищи ее тогда.

– Идем. – Игорь берет меня за руку. – Надежда Гавриловна, мы постараемся быстро вернуться.

– Будьте осторожны, – звучит нам вдогонку.

– Какая хорошая женщина твоя учительница! – Игорь обходит подтаявшие лужи. – Повезло тебе, что она встретилась в твоей жизни.

– А то. Конечно, повезло. Все, пришли.

Уже почти совсем темно, мы открываем калитку и шагаем к дому. Свет горит только в одной комнате, и я заглядываю в окно. Старая мебель – диван, круглый столик, шкаф с большим зеркалом, тумбочка, на которой стоит допотопный телевизор, прикрытый вязаной салфеткой, истертые половики, куча какого-то тряпья в углу.

– Ее там нет.

– В комнате, возможно, и нет, но в доме есть и другие помещения. Если куда-то ушла, подождем.

Мы открываем дверь. Интересно, отчего Литовченко не заперлась? Ведь эта стерва не из тех, кто верит в мир во всем мире. Так что ее либо нет, либо…

– Рита! – предостерегающе восклицает Панков.

Я на нее почти наступила. Еще немного, и споткнулась бы об эту кучу психованного дерьма. Всецело уже мертвого дерьма.

Игорь включает свет в прихожей, осматривает труп. Что ж, поделом.

– Она мертва часов десять.

Кто-то был весьма ею недоволен. Связанные руки покрывают ожоги, рот заклеен липкой лентой, глаза вытаращены.

– Ее задушили.

– Да. – Игорь переворачивает тело, потом снова укладывает, как было. – Не изнасилована. Но кто-то сделал смерть женщины очень нелегкой.

– А может, о чем-то спрашивали?

– Может, и спрашивали.

– Так или иначе у меня на время ее гибели алиби.

– Прочное, как титановый сплав. – Игорь хмуро улыбается. – Рита, а ты абсолютно безжалостный человек.

– Мне завизжать, начать блевать или рухнуть в обморок?

– Нет, не надо. – Следователь осматривает вещи в комнате. – Но теперь я лучше тебя понимаю. Думаю, застань ты Нину в живых, вряд ли бы ее смерть была легче.

– Это твои домыслы.

– Конечно. – Панков вдруг хватает меня за плечи, прижимает к стене. – Кто ты, Рита Лукаш? Почему вокруг тебя происходят такие вещи? Что ты скрываешь? Ведь милая старушка-учительница права: ради одной только мести такую сложную интригу не строят.

– Не понимаю, что ты хочешь от меня услышать.

– Правду. Хотя бы просто для разнообразия.

Он отпускает меня и в раздражении пинает невысокий порожек. Затем вытаскивает сотовый.

Сейчас сюда набьется полиция, примутся расспрашивать о всяких глупостях, а мне от этого никакой пользы, потому что Литовченко сдохла, так и не поделившись со мной нужной информацией. Интересно, где ее вещи? Она же привезла с собой что-нибудь?

Тихонько иду в соседнюю комнату, явно служившую спальней. Так я и думала – под подушкой сумочка. В ней косметичка, другое барахло, все дешевое, скучное. А тут что у нее? Хм, подкладка вроде отпорота…

Я скорее догадываюсь, чем вижу. Старый блокнот в коричневой кожаной обложке! Именно тот, который покойный Витька Борецкий стащил из моего стола и из-за которого Рустам недавно чуть из трусов не выпрыгивал. Это моя собственность, так что с чистой совестью можно забрать.

Я кладу находку во внутренний карман шубки, заметив, что внутрь блокнота вложен другой, тоненький. Потом посмотрю оба. И прослушаю вон ту маленькую диктофонную кассету, которая не просто лежит на дне косметички, а прикреплена скотчем. Черт, перчатки мешают отодрать ее, но без них никак нельзя…

– Положи все на место и не трогай!

Игорь, как всегда, не вовремя. Если бы я сама нашла труп Литовченко, то вывезла бы его, и все, никто бы никогда не нашел. А теперь – невозможно. Андрей был прав, мент всегда останется ментом, хоть ты что делай.

– У Нины была паршивая косметика.

– Какое это имеет значение?

– Может, и никакого. Но вот странность: ее муж работает на Мальцева, средства в семье есть, а косметика дешевая и сумочка за три копейки.

– Супруги обитали врозь.

– Но на что-то же она жила! Кто давал ей деньги? Витька не давал точно. Он вообще никогда не давал бабам денег, только матери. Ладно, пора валить отсюда.

– Мы не можем, Рита. Опергруппа уже едет, нужно дать показания, так что…

– Ох уж эти ваши полицейские заморочки! Надо было элементарно загрузить труп в багажник и выбросить где-нибудь. А теперь застрянем тут на всю ночь!

– Ну, да, доехали бы до первого гаишника.

– Тебя что, часто останавливают? Вот и сейчас никто бы не стал. Да что с тобой толковать. Ну где твои менты?

Ребята ехали недолго, из машины вывалились целой кучей. Сейчас начнется… Как же мне все это надоело. Жалко, что нельзя телепортироваться, вот так бы раз – и оказаться в своей кровати.

– Рита, я сам поясню, почему мы тут оказались. Отвечать будешь, только если тебя спросят.

– Очень мне надо с ними по собственной инициативе разговаривать!

Толпа вваливается в дом, и я готова на что угодно, лишь бы поскорее уйти отсюда. А еще надо выпить таблетку, как-то мне нехорошо.

– Рита, идем. – Игорь обеспокоенно заглядывает мне в лицо. – Что с тобой?

– Ничего, просто устала. Мы можем ехать?

– Да, я все уладил.

Мы выходим из дома, где копошатся эксперты, и идем за машиной.

– Мое предположение насчет времени смерти подтвердилось. Сумочка, которую ты нашла, убитой не принадлежала, – сообщает Панков.

– Откуда же она тут взялась?..

– Литовченко могла у кого-то украсть. Или ее подбросили.

– Зачем?

– Не знаю.

Входим во двор дома Надежды Гавриловны. Хозяйка, закутавшись в пуховик, стоит на освещенном крыльце. Прощаемся.

– Рита, остались бы на ночь. Ехать в темноте по такому гололеду опасно.

– Спасибо за приглашение, но мы уж как-нибудь потихоньку. Завтра же на работу.

– К родителям заезжать не станешь, как я понимаю?

– Нет, конечно. Вы же знаете обстоятельства.

Естественно, я не могу принести к моим близким свою беду. И Игорь, опять же… Как объяснить, кто он такой? Немыслимо. А еще я боюсь, что расклеюсь там окончательно. А мне надо быть сильной.