Алла Полянская - Одна минута и вся жизнь

– Ты слышишь меня? Я люблю ее. Я не могу без нее. Когда-то ты отнял Дану у меня – ладно, я не в претензии, ведь она полюбила тебя. Но теперь тебя нет, а ей нельзя оставаться одной. Черт, я, видно, тоже спятил.

Внезапно фотография Стаса с треском падает. Виталий не верит своим глазам – он собственноручно поставил ее крепко и надежно.

– Ладно, старина. Думаю, мы с тобой поладим.

Виталий поднимает фото и ставит на место. Потом поднимается наверх и входит в комнату для гостей. Ему до чертиков надоел смокинг, и он с наслаждением снимает его, долго моется в душе и укладывается спать. Комната настороженно присматривается к нему, но Виталий слишком устал, чтобы это заметить.

Сергей Иванович Градский почувствовал себя плохо ночью. Его сразило какое-то странное недомогание. Вроде бы и не болит ничего, и вместе с тем не хочется двигаться. Сергей Иванович никогда не хворал, – если не считать нескольких случаев банального триппера, подцепленного на заре туманной юности. Поэтому недомогание встревожило его. Он утром собирался вылететь в Питер. Он хотел увидеть Анну, все эти дни думал о ней, вспоминал каждую черточку ее лица, запах ее волос, вкус губ… И тут – такая неприятность.

«Простыл я, что ли? – Сергей Иванович прислушивается к себе. – Так невовремя! Анна, моя королева! Господи, значит, вот как это бывает? Наверное, я ничего не понимал в жизни. Все прошло мимо меня».

Сергей Иванович вызывает Константина. Он уже решил, как поступит с ним. Не дай бог, Анна узнает о том, что содержала та папка! А Костя хоть и верный слуга, но слишком многому был свидетелем. Поэтому судьба его решена.

– Звали, босс?

– Звал. Я заболел. Ты обменяй билеты на более ранний рейс. Хочу попасть в больницу пораньше, прямо с самолета. В обед у меня встреча назначена.

– Сейчас займусь. Звонил дворецкий. Спальню закончили.

– Ну и отлично. Ступай.

«Я добьюсь ее и женюсь. И она родит мне сына. Наследника. – Сергей Иванович давно забыл об Антоне. – Скорее бы домой. Эта должность становится мне в тягость. Шут с ней, вложу деньги в нового претендента – и хватит с меня».

В самолете Сергей Иванович почувствовал себя совсем больным, но заехал домой и оглядел новый интерьер спальни. Потом поднялся наверх и взял из коллекции небольшую шкатулку черного дерева, инкрустированную бирюзой, в которую положил изум-рудную лягушку Фаберже.

«Ей понравилось это украшение. Если не смогу с ней встретиться, передам через Костю. Да, он мне еще нужен. Впрочем, дело терпит».

Больница произвела на Сергея Ивановича гнетущее впечатление. Молодой деловитый врач осмотрел его, потом углубился в изучение анализов. С каждой минутой лицо его все больше хмурилось.

– Здесь нужен токсиколог. – Он встал. – Подождите минутку, сейчас он будет.

Токсикологом оказался тучный пожилой мужчина с пронзительным взглядом глаз-изюмин.

– Припомните, что вы ели и когда?

Сергей Иванович послушно перечислил свое меню.

– Какие препараты принимаете?

– Никаких. А что, собственно, происходит?

– В вашем организме присутствует некий токсин, воздействующий на все системы.

– Вы хотите сказать, что я отравился?

– Вас отравили. Этот яд синтетического происхождения. То есть рукотворный и медленно действующий.

– Так дайте мне противоядие!

– Сейчас попытаемся очистить вам кровь, но, скорее всего, из этого ничего не выйдет. Я уже связался со службой безопасности…

– На кой черт мне ваша служба безопасности? Они что, способны спасти меня?

– Нет. Но они выяснят, кто отравил вас.

– Я не буду с ними разговаривать.

Смутная догадка мелькнула в голове Сергея Ивановича. Он отбросил ее, но она упорно возвращалась. Вокруг него суетились медики, что-то делали, а в его голове складывалась яркая картинка-пазл. Еще кусочек, этот – сюда, здесь ему место, а не там, где он был раньше…

– Сергей Иванович, я – следователь Беляев. Я хотел бы с вами поговорить.

– Я не хочу с вами разговаривать.

– Мне надо поговорить о Дане Ярош.

– Я не знаю, кто это. Кто впустил вас сюда?

– Возможно, именно она отравила вас.

– Я не знаю, о ком вы говорите. И не желаю с вами разговаривать. Оставьте меня в покое.

Беляева вытолкали за дверь. Сергей Иванович остался с Костей.

– Позвони по этому номеру. – Он указал на лист в записной книжке. – Пусть приедет ко мне.

– Не надо, шеф.

– Думаешь, ловушку готовлю? Нет. Хочу проститься. Знаешь, Костя, ведь я решил убрать тебя. А теперь не успею.

– Но почему?

Когда Дана вошла в палату, Градский открыл глаза. Она увидела два озера страха.

– Ты пришла…

– Здравствуйте, Серж. Что-то со здоровьем?

– Не надо, Дана… Не надо. Я знаю, что мне конец. Я хотел видеть тебя.

– Я знала, что вы догадаетесь.

– Ты умная девочка. – Сергей Иванович прислушался к себе. – Ты ведь хотела, чтобы я догадался? Назвалась именем погибшей дочери, но только полным, никаких ласкательных форм, да? Потому что ее ты звала Аннушкой, и тебе было бы невыносимо слышать это от меня, да?

– Вы все правильно поняли.

– Тот смуглый красавчик, что передал мне папку с документами, – я вспомнил его. Я его знаю. Судьба иногда весьма зло шутит.

– Вы все правильно поняли. Но если вы думаете, что вид вашего умирающего тела будет преследовать меня остаток дней, то напрасно.

– Я на это и не рассчитываю. Почему ты не опубликовала компромат?

– Я решила, что с вашими деньгами вы отвер-титесь.

– И поэтому держала меня в напряжении, а когда я почувствовал облегчение, нанесла удар.

– Так я задумала. Или вы считаете, что это жестоко? Что вы можете сказать в свое оправдание?

– Ничего. – Градский кивнул на столик. – Возьми, это для тебя. Не бойся, я приготовил подарок до того, как понял, что к чему.

Дана открыла шкатулку:

– Лягушка?

– Я видел, она тебе понравилась. Возьми ее.

– Но…

– Послушай меня, пока я еще могу говорить. Знаешь, что самое страшное в этой истории? То, что я влюблен в тебя. Впервые в жизни мне довелось влюбиться в женщину, которая меня ненавидит. В женщину, чью жизнь я разрушил, убив ее близких. Наверное, любовь была послана мне в наказание – чтобы я оглянулся на свою жизнь. Я оглянулся, и ты знаешь, что я увидел. Я совсем не придавал значения тому, что натворил. Думал, я такой, как все. Это удобно. Только однажды начинаешь понимать: с каждого спросится по делам его. С каждого по отдельности.

– Очень трогательно.

– Я знаю, что ты не веришь мне. Это понятно. И если для того, чтобы ты меня простила, тебе нужна моя жизнь – бери ее. Она твоя.