Татьяна Устинова - Одна тень на двоих

Данилов знал, что борется за жизнь, как тот, на худых жилистых лапах, и азарт у него был самый что ни на есть неподдельный.

И Марта ушла из его головы, как тогда, из переулка.

— Мы все сейчас пойдем по домам, — холодно сказал он зареванным девицам. — Вы слышите меня?

Девицы горестно и вразнобой закивали. Ира начала было причитать, но Данилов прикрикнул на нее, и она моментально остановилась, глядя на него испуганно.

— Мы должны быстро проверить, что у нас пропало. Если пропало. Милиция у вас спрашивала об этом?

— Да, — шмыгая носом, сказала Таня, — но мы… у нас ничего… совсем ничего…

— Вроде все на месте, — подтвердила Ира.

— «Вроде» мне не подходит, — сказал Данилов, — мне надо не вроде, а наверняка. Что Саша мог делать ночью на работе? Кто-нибудь из вас знал, что он приходил в офис по ночам, или он в первый раз пришел?

— У нас милиционеры спрашивали, — жалобно пропищала Ира, — мы не знаем. Он нам ничего не говорил.

Они обе старательно отводили глаза от темного пятна на полу. Толку от них не было никакого. Из разговора с капитаном Патрикеевым Данилов не понял, опечатают комнату или нет, но в любом случае нужно было действовать быстрее.

— Идите в мой кабинет, — приказал Данилов, — я посмотрю его компьютер, а вы проверьте, может быть, оттуда что-то взяли.

Он не смог заставить себя сесть в Сашино кресло, развернул монитор на сто восемьдесят градусов, сел за Танин стол и пристроил клавиатуру себе на колени.

Он был уверен, что Саша сидел в Интернете, и не ошибся. Он быстро пошел по его следам, но скоро запутался — он вовсе не был компьютерным гением и не подозревал, что Сашка мог забредать в такие дебри. Зачем? Голых красавиц было полно и поблизости, а на всякие модные чаты Сашка не заходил. Данилов тыкался в разные стороны, его раздражало, что картинки меняются так медленно. Ему нужно было, чтобы менялись быстрее.

— Андрей Михайлович, — позвала Ира, — а ваш портфель?..

— Что — портфель? — спросил Данилов, не отрываясь от монитора.

— Где он?

Он понятия не имел, где его портфель. Что-то непонятное с ним происходило в последнее время. Он стал нарушать собственные правила.

— Вы его вчера здесь оставили, я точно помню. Вы его не забирали?

— Нет, — сказал Данилов и оторвался наконец от монитора, — не забирал. А что?

— Его нет, Андрей Михайлович. Мы все осмотрели. Нет. Наверное, его этот забрал, который Сашку…

Портфель?! Кому мог понадобиться его портфель?!

В портфеле была папка с договорами и еще одна папка с распечатками предполагаемых интерьеров квартиры нового заказчика, какие-то ничего не значащие счета, которые он собирался передать своему бухгалтеру, и блокнот.

Все. Больше в портфеле ничего не было.

«Блокнот, — подумал Данилов отчетливо, даже как-то по слогам. — Блокнот».

В блокноте были «подозреваемые и вещественные доказательства». Перечень на несколько страниц. Его школьная привычка записывать все подряд, даже то, что нужно купить хлеба, стоила жизни несчастному Сашке, который бродил по Интернету и не ждал никакой беды.

«Ты, ты виноват, убийца, иуда!»

Конечно, он, опять он. Кто же еще, если не он?!

Он не нажимал на курок, когда застрелили его жену, и не заносил над головой Саши «тяжелый тупой металлический предмет», как сказано в милицейском протоколе. Но он ничего не сделал для того, чтобы отвести беду. Ему всегда было наплевать на людей.

Что он знал о своей жене, кроме того, что однажды она согласилась выйти за него замуж? Что он знал о Саше, кроме того, что у него диплом подходившего Данилову института?!

С женой ему было невыносимо скучно, и соскучился он уже на второй день.

Она была красивой, избалованной, вздорной и очень молоденькой, а ему очень быстро стало на все наплевать. Она скандалила, требовала внимания, какой-то необыкновенной любви, на которую Данилов был в принципе не способен, развлечений, гостей — а ему было наплевать. Он даже не жалел ее, хотя она ни в чем не была виновата, просто человек, называвшийся ее мужем, был патологически равнодушен к ней, а она была обыкновенной девчонкой, и ей нужны были обыкновенные девчачьи радости вроде новых туфель или вечеринки с пивом, громкой музыкой и «кавалерами».

Он терпеть не мог пива и не выносил громкой музыки.

Ни разу ни в чем он не сделал ни шага ей навстречу. Он предпочел забыть о ней, сделав вид, что очень занят — он и вправду был занят. Ему хватало самодовольства и эгоизма думать, как ему не повезло с женой. Он перестал ее замечать, и она погибла.

Конечно, он виноват. Кто же еще?

Он забыл на работе этих идиотских «подозреваемых» вместе с «вещественными доказательствами», и черный человек пришел за ними. Пришел и убил Сашку, попавшегося на пути. Вовсе не Сашка ему был нужен, ему был нужен Данилов и его блокнот.

Значит, что-то могло быть в этом блокноте, что показалось ему угрожающим? Или не так? Может, он просто знал про этот блокнот и решил подстраховаться?

Если так, значит, время надписей на стенах и окровавленных рубах в кровати прошло. Значит, настало время действовать по-настоящему. Значит, следующий труп будет его, Данилова.

Или… Или…

Марта.

Единственная из всех.

Сердце стремительно и неудержимо разбухло, как воздушный шар, надутый гелием, поднялось и остановилось в горле.

«Это невозможно», — сказал он себе, чувствуя, как сердце шевелится и перекатывается в горле, очень горячее и большое. Сказал, потому что испугался.

Так испугался, что даже вздохнуть не смог, и разбухшее сердце не пропускало воздух.

«Возможно», — возразил ему его собственный разум.

Тот человек ненавидит тебя. Ненавидит, ненавидит, мерно повторило сердце. Что нужно, чтобы уничтожить тебя — так, чтобы ничего не осталось? Не убить, а именно уничтожить?

Марта.

Данилов осторожно поставил клавиатуру на стол и вытер висок. Паника нарастала неудержимо, и он знал — еще чуть-чуть, и он не сможет ее контролировать. Вытащил из кармана телефон и нажал кнопку — только одну. Номер Марты был записан в телефонных мозгах, как сама Марта — в даниловских.

Возьми трубку, мысленно приказал он ей, как только начались гудки. Он знал, что ее телефон уже определил номер его телефона и теперь она раздумывает, отвечать или не отвечать. Если только с ней все в порядке и она еще может раздумывать.

Возьми сейчас же.

Гудки продолжались, и сердце уже разрывалось, и все труднее становилось дышать.

«Абонент не отвечает, — прервав гудки, доверительно сообщил ему из трубки чужой голос, — или временно недоступен. Попробуйте…»