Никки Френч - Тайная улыбка

— Разве не страшно?

— А ты сама не напугана?

— Напугана? — Я отрицательно покачала головой. — Это не про меня. Это относится к другим людям, разве не понятно?

— Трудно сказать.

— Ты сам говорил, что все это звучит зловеще. И что нужно внимательно проанализировать все проявления.

— Может быть.

— Он поджег свою школу. Ты признаешь, что это симптом психического расстройства?

— Что было дальше? Был ли он осужден за поджог? Получал ли он какое-нибудь лечение?

Я глубоко вздохнула:

— Его вообще не поймали.

— Его сестра подтвердила, что он это сделал?

— Читается между строк, это очевидно. Разве ты не уловил схему? Все сходится. Правда или неправда то, что поджоги в детстве являются одним из ранних признаков психопатии?

Я выпила весь кофе, Дон осторожно взял кружку из моей руки.

— Разговор пошел не по тому пути, который задумал я, — проговорил он.

— Что это значит?

— Я собирался сказать, как замечательно, что ты работаешь здесь, и как бы мне хотелось, чтобы мы куда-нибудь пошли выпить. В то же время я собирался сказать, что ты, наверное, всегда раздражаешься и вступаешь в споры, как сейчас. Наверное, еще хотел извиниться, потому что, возможно, такой женщине, как ты, трудно, поскольку ты не можешь выполнять свою работу, чтобы тебе не надоедали такие люди, как я.

Я не могла сдержать улыбку после всего, что услышала.

— А я вместо этого начала говорить об этом психопате, которого знала.

— Вот именно, — согласился Дон. — Я не хотел обидеть тебя.

— Меня нелегко обидеть.

Дон выдержал паузу и посмотрел на меня, словно пытаясь решить, говорю ли я правду.

— Опасаюсь, что ты неправильно поняла то, что я сказал тебе раньше.

— Почему?

— Не думаю, что тебе стоило видеться с этой женщиной.

— Думаешь, это опасно?

Он отпил глоток кофе и посмотрел в чашку с выражением отвращении.

— Холодный, — поморщился он. — Ты должна быть очень осторожной, вмешиваясь в жизнь других людей.

— Я уже говорила тебе, — сказала я, в моем голосе появились более жесткие нотки, — Брендан опасен. Ты не согласен?

— У меня есть коллеги, которые составляют заключение о детях, находящихся в группе риска, для социальных работников. Довольно часто ребенка убивают, пресса обвиняет социальных работников и психиатров, а также полицию за то, что им было известно, что ребенок подвергался опасности, но они не принимали своевременных мер для предупреждения преступления. Но пресса умалчивает о сотнях и тысячах других детей, которые также находятся в этом сером секторе бедности, беззащитности, угроз, безнадежности. И все же большинство из них выходят из этого, оставаясь более или менее порядочными людьми. Но не существует волшебного контрольного списка, Миранда. Ты и представить не можешь, сколько людей, с которыми приходится встречаться мне, находятся на грани. Ты можешь поставить галочку во всех клеточках. Их били, запугивали, насиловали. Да, они могут совершать поджоги. Но кто бы что ни говорил, это еще не делает такого подростка Джеком Потрошителем. Главное же — он исчез из твоей жизни, это больше не твое дело.

— Дон, если ты продал машину, а затем получил сообщение, что в ней какая-то опасная неисправность, что не действуют тормоза, разве ты сможешь забыть об этом? Разве это уже не твое дело?

Казалось, это искренне взволновало Дона.

— Не знаю, Миранда. Хочу сказать, что меня восхищает, что ты сделала это. Ты оказалась подлинной самаритянкой. Более того, ты оказалась самаритянкой для кого-то, кого ты даже не знаешь. Я только хочу сказать две вещи. Во-первых, люди не похожи на машины. И узнать, во-вторых, что ты, в конце концов, собираешься делать.

— Очень просто, — ответила я. — Хочу выяснить, собирается ли он встречаться еще с кем-нибудь. Если собирается, то эта девушка в опасности и я должна предупредить ее.

— Она может оказаться неблагодарной, — сказал Дон. — И твой жест может быть истолкован неправильно.

— Не имеет значения, — ответила я. — Меня нелегко сбить с толку.

— Но ты сама можешь подвергнуться опасности.

Как только он произнес это, я почувствовала, как с головы до ног меня охватила дрожь. Это было не дурное предчувствие, а скорее прилив приятного возбуждения. У меня возникло странное ощущение, что я выхожу за пределы собственной жизни и всего того, что сдерживало меня.

— Это не имеет значения, это не важно, — бросила я Дону.

— Ты будешь соблюдать меры предосторожности?

— Да, — сказала я, подразумевая «нет».

Я не буду соблюдать меры предосторожности; не остановлюсь ни перед чем.

Мне хотелось найти Брендана так, чтобы он не знал, что я обнаружила его. Это оказалось значительно труднее, чем я ожидала. Позвонила по телефону старой подруге Лауры, которую звали Салли, видела ее на похоронах Лауры. Поняла, что она была посвящена в мои дела. В ее голосе появились нотки неловкости и сдержанности, когда я представилась. Совершенно очевидно, что она, должно быть, слышала одну из версий запутанных отношений между Бренданом, Лаурой и мной. Неужели они жалели меня? Неужели они думали, что я в чем-то провинилась? Едва ли стоило задумываться об этом! Я сказала ей, что хочу связаться с Бренданом. Живет ли он в квартире Лауры? Она ответила, что не думает, что это так, но нужно проверить у родителей Лауры.

Позвонила родителям Лауры. Разговаривала с ее мамой. Из разговора стало понятно, что она очень устала и говорила медленно, словно ее только что разбудили, подняв с постели в середине дня. Возможно, она заболела, бедная женщина. Как моя мама. Я назвала свое имя и сказала, что была близкой подругой Лауры.

— Да, — вздохнула она. — Помнится, Лаура упоминала твое имя.

— Я была на похоронах, — сказала я. — Мне очень жаль. Это ужасно.

— Спасибо, — поблагодарила она, словно я сделала ей комплимент.

— Мне бы нужно связаться с Бренданом, — сказала я. — Хотелось бы узнать, как найти его.

— Не знаю, — сказала она.

— Он все еще живет в квартире Лауры?

— Нет, — ответила она. — Ее продали.

— Простите, что я беспокою вас, но нет ли у вас его адреса?

— Мы не видели его. Он сказал, что ему необходимо уехать.

Невозможно поверить, что Брендан покинул тестя и тещу, не оставив даже своего будущего адреса. Что же произошло с недвижимостью Лауры? Получит ли он половину, причитающуюся ему? Но это были такие вопросы, которые я не могла задавать страдающей, оцепеневшей от горя маме Лауры. Я могла придумать только одно, но пока я делала это, у меня появилось дурное предчувствие. Я позвонила детективу, инспектору Робу Прайеру. Оказалось, что он отнюдь не обрадовался, услышав меня.