Следствие ведет блондинка (СИ) - Анна Трефц
— Я знаю, — с достоинством ответила она, — Если бы такие как я толпами ходили по улицам, вы вряд ли решили бы заниматься ошейником для моей собаки посреди ночи. Но не волнуйтесь, у вас будет на это время. Визит к херру Шульцу займет не более нескольких минут.
— Но что вам от него нужно?
— У меня не выходит из головы то, о чем я рассказала вам в ресторане. Хочу поговорить с ним по душам.
— А до завтра это никак нельзя отложить? — Нарышкин смутно помнил, о чем Марго говорила за обедом. Что-то о резиденте, президенте и шпионах.
Впрочем, он вообще плохо соображал весь день. Визит к странному немцу Андрей считал более чем неуместным. Особенно учитывая то, что по последним наблюдениям сейчас его совсем немного отделяет от высшего блаженства, о котором он так давно мечтает. Может быть пара фраз, может заезд в какой-нибудь романтичный ресторанчик.
— Видите ли… — она внимательно оглядывала своего пса, прикидывая, как будет смотреться на нем ошейник со стразами, — Если я не поговорю сейчас, я проведу мучительную ночь, думая о таком явно не привлекательном субъекте, как Густав. Согласитесь, он не может претендовать на центральную фигуру приятных снов. Так что лучше поставить точку перед тем, как я отправлюсь в постель.
Нарышкин почувствовал жар в висках. Она сказала «я отправлюсь в постель». «Я», а не «мы». Из этого следовало, что пока она даже не рассматривает возможность замены этих местоимений. Он ощутил себя человеком, на макушку которого только что вылили ведро холодной воды.
— Но, если ваши подозрения относительно причастности херра Шульца к шпионской сети верны, такой визит может оказаться довольно опасным.
— А разве вы не сопроводите меня? — она удивленно вскинула брови.
И несчастный потомок русских бояр понял, что при такой постановке вопроса все кроме согласия на визит вредит его репутации самоотверженного рыцаря.
***
Главный бухгалтер многострадального предприятия Петр Семенович Барсуков, кряхтя и поминутно вытирая пот со лба мерил шагами спальню, от нервной неуклюжести время от времени натыкаясь то на огромную кровать, то на комод. И то и другое в спальню поставила жена Петра Семеновича, которая, согласно ее представлениям о хорошей жизни наводнила квартиру монстроподобной мебелью с белой лакировкой и золотом. На законный вопрос Петра Семеновича «на хрена им в их-то годы кровать, лишь слегка уступающая размерам спальни» она только фыркала и закатывала глаза. И вот теперь, несчастный глава семейства, уже успевший вырастить двоих детей и теперь пестующий четырех внуков, вынужден был бочком ходить по спальне. И это в его-то нервном состоянии, с его-то давлением и прочими недугами, связанными с тяжелым, а подчас и рискованным трудом.
— Баба, кафету! — громко требовал младший внук в гостиной.
— Сейчас, пупсичек! — проворковала жена, — Но потом сразу спать. А то уже поздно.
Петр Семенович вздохнул и присел на кровать. Конфеты уже давно хранились в спальне, поскольку все иные места тут же рассекречивались и опустошались детьми. А им, как известно, сладкого много есть нельзя.
Как и ожидалось, дверь аккуратно отворилась, и на пороге возникла супруга главбуха — Нина Григорьевна. Женщина по всем параметрам не маленькая — высокая, статная, упитанная, не растерявшая за годы своей привлекательности. Она строго взглянула на мужа.
— И чего это ты вздумал на покрывале отдыхать, — проворчала она и направилась к комоду.
— Я на кровать присел, а не на покрывало, — тихо ответил Петр Семенович, — Что-то нехорошо мне.
— Дуслик, — жена выдвинула ящик комода и вытащила из него коробку шоколадных конфет, — Сними покрывало и валяйся, сколько хочешь. А если тебе станет еще хуже, возьми валидол из моей тумбочки. Ты знаешь где.
— Хуже некуда, — вздохнул главбух.
Жена подняла на него глаза:
— Давление мерил?
— Нинусь, — он болезненно поморщился, — Разве все проблемы связаны с давлением…
— В твоем возрасте — да, — отрезала жена, которая была младше его всего на полтора года.
Петру Семеновичу не хотелось вдаваться в объяснения о причинах своего недуга. Конечно, он мог бы рассказать о том, что творится на заводе, приклонить голову к ее пышному плечу и поплакаться о своем тяжелом положении. Но что толку. Разве она может ему хоть чем-нибудь помочь. Только разнервничается. Придется потом ей скорую вызывать, всю ночь валидолом отпаивать и слушать, как она тяжко вздыхает сквозь сон. Раньше нужно было думать, когда он влезал в авантюру с Гусарской колбасой. А теперь… какой смысл нервировать еще и жену. На ней вон внук уже неделю висит, пока его родители в Греции загорают. Ей сейчас не до производственных проблем мужа. Поэтому он лишь кивнул и ответил:
— Ладно, сейчас померяю давление.
— Вот-вот, — она взяла конфету, отправила коробку обратно в комод и двинулась к двери, — И, если за 160-т обязательно выпей лекарство. Не дожидайся, пока оно подскачет еще выше.
— Хорошо, — согласился Петр Семенович, и дверь за женой закрылась.
Он тяжело поднялся и снова заходил по маленькому проему между кроватью и стеной.
Как он мог поддаться на уговоры такого ненадежного человека! Как он мог втянуться сам, и втянуть молодого парнишку в такое опасное дело. Он — который и копейки чужой за всю свою бухгалтерскую жизнь не присвоил, на старости лет тоннами крадет мясо. Кроме всего прочего, стыд-то какой!
Конечно, он бы не пошел на такое, если бы не долги сына. А уж потом и выбраться было никак нельзя. А Васька! Васька — совсем мальчика, чему он его научил?! Воровству! Он! Петр Семенович Барсуков — представитель старшего поколения, как пахан на зоне, право слово.
Главбух снова вытер пот со лба. А теперь вот он вынужден послать мальца на опасное дело. Не дай Бог чего, ведь его и посадить могут. Шуточное ли дело, забраться в чужую квартиру. Пусть и за колбасой, все равно это кража с незаконным проникновением. Семен Петрович вздохнул. Уж лучше бы у Васьки все получилось. Что-то он и сам не звонит, и на звонки не отвечает, а время-то уже за полночь.
Семен Петрович снова схватился за мобильный телефон, набрал номер и долго слушал протяжные гудки.
— Дома ты его оставил что ли? — пробормотал он и набрал другой номер.
«Абонент недоступен» — ответил ему механический голос. И интонация этого голоса главбуху показалась издевательской.
— Сволочь! Отключил телефон! — в сердцах прошипел он, — Сам все заварил, а теперь и знаться со мной не хочешь! Думаешь, если я тонуть буду, так промолчу?! Черта с два! Я тебя без всяких сожалений сдам, скотина паршивая!
В
