Алисса Джонсон - Дерзкий поцелуй

Так что задача заключалась в том, чтобы вынудить его повторить все это, не прибегая к помощи пари и не бросая ему вызов. Эви мельком подумала о том, чтобы попробовать себя в роли роковой соблазнительницы, но потом решила, что здесь, как и в случае с обмороком, нужна некоторая практика. Но завтра во время прогулки на лодке она, быть может…

— У вас есть все, что вам нужно, мисс Коул?

При звуках голоса мистера Хантера девушка вздрогнула. Господи, она так увлеклась своим фантазиями, что даже не слышала, как он вошел в кухню.

— Э-э… да. Да.

— Вот и отлично.

Эви рассчитывала, что после такого ответа он оставит ее в покое и уйдет, но мистер Хантер продолжал рассматривать ее со странным выражением лица. Смутившись, девушка поднесла руку к волосам… и обнаружила, что прическа у нее растрепалась, и длинные пряди в беспорядке падают ей на плечи.

О Господи.

— Я… э-э… — Она попыталась пошевелить непослушными губами и вдруг со стыдом осознала, что они распухли. Черт побери, она наверняка похожа на пугало. — Я… Я была…

Мистер Хантер любезно улыбнулся, словно ничего не случилось.

— Похоже, вы оправдываете свое содержание.

Эви опустила глаза, глядя себе под ноги.

— Оправдываю с-свое с-содержание?

Он что, намекает на…

— Приготовление еды, — пришел он ей на помощь и рукой указал на ветчину. — Ужин.

— Ужин? А! Да. Правильно.

Она совсем забыла о нем.

— Он пахнет… необычно.

— Вот как?

— Ну, не буду вам мешать.

Поскольку она была решительно не в состоянии сказать что-либо разумное, то предпочла промолчать и растянула губы в дружеской, как она надеялась, улыбке.

Эви улыбалась до тех пор, пока он не скрылся за дверью, а потом, не шевелясь, слушала, как замирают в коридоре его шаги. И только убедившись, что никто не видит и не слышит ее, она испустила долгий отчаянный стон.

Нет, это ужасно.

А ведь это лишь первое из тех унижений, которые предстоят ей сегодня вечером. Не стоит забывать о ветчине и ужине.

Но им придется подождать до тех пор, пока она не сбегает к себе в комнату.

21

Приведя себя в порядок, Эви вернулась на кухню с намерением вырезать середину окорока, которая, вероятно, менее всего пострадала от обработки чесноком и горчицей, и нарезать его ломтями, после чего подать на стол с морковью и картофелем. Девушка надеялась, что не все еще потеряно и что она вполне успеет приготовить что-либо съедобное.

К несчастью, получившаяся ветчина оказалась жесткой, как подошва, и отвратительной на вкус.

Эви решила, что только лояльность, которую, несомненно, испытывали к ней друзья, заставила их попробовать мясо — миссис Саммерс сумела даже выдавить натянутую улыбку, пытаясь прожевать первый кусочек, — прежде чем они признали свое поражение.

— Боюсь, что ветчина выглядит несколько… э-э… неаппетитно.

Учитывая все нюансы, Эви сочла это заявление недопустимо дипломатичным.

— Знаю. И прошу простить меня. Кажется, я переборщила со специями.

— А я не вижу в ней ничего предосудительного, — заявил Кристиан, доедая последний ломтик. — Если вы точно не будете есть свою порцию, миссис Саммерс…

— Да-да, угощайтесь, пожалуйста, — поспешно откликнулась пожилая женщина.

Пока миссис Саммерс и мистер Хантер передавали Кристиану свои тарелки, Эви украдкой метнула взгляд на Мак-Алистера. Несмотря на всю свою браваду, после того как он вышел из кухни, сейчас она не могла заставить себя посмотреть ему в глаза. Ее тело до сих пор отдавало сладостной дрожью в тех местах, где он касался ее, и даже в тех, куда он не успел дотянуться. Девушка ни секунды не сомневалась в том, что неодолимая тяга, которую она испытывала к нему, явственно видна в ее глазах, вместе с предательским румянцем на щеках. Пусть даже Мак-Алистер был не первым мужчиной, которого она поцеловала, зато он, несомненно, стал единственным, кто поцеловал ее вот так.

Чувствуя, что еще мгновение — и она покраснеет до корней волос, Эви смотрела на него ровно столько, сколько потребовалось, чтобы убедиться — он ничуть не страдает от последствий их страстного поцелуя, несчастный грубиян. Мак-Алистер не заливался краской, не ерзал на стуле и не бросал на нее пытливые взгляды сквозь полуопущенные ресницы — словом, не делал ничего из того, в чем за последние четверть часа успела провиниться Эви. Он сидел совершенно неподвижно, как статуя, и взгляд его — равно как и мысли, очевидно, — не отрывался от стоящей перед ним тарелки.

При виде столь великолепного равнодушия Эви ощутила болезненный укол в сердце.

А потом он поднял голову, взглянул ей прямо в глаза и улыбнулся. Девушка ощутила, как сердце ее наполняется горячей кровью, готовое разорваться надвое… для него.

Никто не имеет права улыбаться вот так, только и смогла подумать Эви. Никто и никогда не должен улыбаться ей вот так.

В легкой улыбке, приподнявшей уголки его губ, не было удовольствия. Ничто не свидетельствовало о его смятении, изумлении иди восторге от обладания тайной, известной лишь им двоим. Эви напряженно всматривалась в его темные глаза, надеясь заметить в них проблеск радости, но обнаружила лишь просьбу о прощении и печаль, которых не понимала.

Ей вдруг захотелось встать со своего места и подойти к нему. От желания обнять его и прижаться губами к его губам у Эви заныло сердце… И еще она хотела узнать, почему в глазах у него плещется печаль.

Но вместо этого она улыбнулась ему в ответ.

Постаравшись забыть о боли в груди, она вложила в свою улыбку всю радость, любовь и прощение, какие только могла отыскать в своем сердце. И не имеет значения, что она не знала, за что прощает его — если он в этом нуждается, то получит ее прощение.

Уголки его губ дрогнули и поднялись чуточку выше.

Ее же робкая улыбка росла и ширилась, пока не перешла в задорную смешливость.

И тут, к невероятному ее облегчению, черные тучи, туманившие его глаза, начали рассеиваться.

Вот так-то лучше, подумала она. Намного лучше.

— Вас это устраивает, мисс Коул?

Эви едва удержалась, чтобы не подскочить на месте — столь неожиданным для нее оказался вопрос мистера Хантера. О Боже, о чем говорят остальные?

— Э-э… да?

— Прекрасно. В таком случае, вы, по мере необходимости, станете помогать миссис Саммерс и Кристиану выполнять свои обязанности. А Мак-Алистер возьмет на себя приготовление пищи.

Поначалу Мак-Алистер выразил удивление столь бесцеремонным заявлением, приподняв бровь, но потом, смирившись, лишь пожал плечами: