Нэнси Бартоломью - Стриптиз в кино

— Но почему? — Я не успела ответить, хотя сама не знала толком, что сказать, а в это время, глядя поверх моего плеча, босс спросил: — А это кто такие, не знаешь?

Я обернулась и увидела Паки и его верзил.

— Мои знакомые, — небрежно пояснила я. — Из Нью-Йорка… Так ты знаешь, где живет Рик? — повторила я. — Нет?.. Эй, кто-нибудь знает адрес нашего Рикки? — прокричала я на весь бар.

Никто не ответил… Мне вдруг сделалось страшно. Что за люди? Неужели не понимают, как важно то, о чем спрашиваю. Вот так, случись что-то, и не дождешься ни от кого ни ответа, ни помощи. Как в пустыне, в которой мы очутились сегодня с Фрэнсисом.

— Ну же? — опять спросила я. — Вспоминайте! Где живет Рик?

Дверь мужского туалета с грохотом отворилась, знакомый голос крикнул:

— Я могу ответить! Какая будет награда?

Все присутствующие повернули головы, а он продолжал:

— Мой адрес: 1604-А, Двадцать девятая улица. Приходи в гости, дорогуша!

Рик собственной персоной направлялся ко мне, беззастенчиво застегивая на ходу молнию на брюках. Он был пьян в дымину.

— Я забрал у него ключи от машины, — успокоил меня Винсент, но мне было не до того.

— Где Марла? — закричала я. — Отвечай, Рикки! Услышав ее имя, он переменился в лице. Так мне, во всяком случае, показалось.

— Не знаю, — почти простонал он. — Бросила меня и куда-то ушла. Совсем.

— Я тебе не верю… Это ты… ты убил ее и всех остальных! Так где же она?

Услышав такие серьезные обвинения, Паки и его парни подошли ближе, недвусмысленными жестами засовывая руки в карманы.

— О Господи! — сказал Винсент. — Кьяра, ты же знаешь, оружие у нас запрещено.

— Оно у них игрушечное, Винсент, успокойся. Просто эти милые люди помогают мне найти настоящего убийцу. — Я снова повернулась к перетрухнувшему Рику. — Где Марла?

— Клянусь, не знаю! Не видел с тех пор, как она загремела в тюрягу. Хотел прийти, когда ее выпускали, но никак не смог. Мне предложили работу. Мой агент.

— Не заливай! У тебя нет никакого агента. И отродясь не было.

Он выпрямил свои здоровенные плечи и с трудом устоял на ногах.

— А теперь есть. Он предложил самую настоящую работу. Бороться, а не груши околачивать. Потому я и выпил… на радостях! А еще за свободу Марлы… Ура!

— Рикки! — крикнула я. — Успокойся. Ладно, пускай у тебя есть агент и новая работа, я только рада, но скажи: значит, ты не был с Марлой, когда ее выпускали под залог?

Паки, увидев мои затруднения в беседе, подошел поближе и предложил:

— Кьяра, хотите, мы заставим его сказать все, что вам надо? Даже больше.

— Нет, Паки, — ответила я. — Мы сами разберемся. Отойди, пожалуйста.

— Как скажете. Но если что… И он отступил на пару шагов.

А я… я не пришла в уныние от ответа Рикки, даже была рада, что с него можно снять обвинение. Ощутила это не как поражение — наоборот: стала еще на ступеньку ближе к разрешению загадки. И теперь уже не должна была ошибиться. Особенно после одного звонка по телефону.

— Паки, — позвала я, — у тебя с собой мобильник? Одолжи на минуту. Или на две.

— На сколько угодно, — сказал он, доставая трубку. — Мы все оплатим.

Я набрала номер офиса Эрни Шварца и затаив дыхание ожидала ответа.

— Шварц, — услышала я.

— Эрни, — сказала я слегка дрожащим голосом, — тот парень, который был с Марлой… Ну, забирал ее… как он выглядел?

Эрни, видимо, устал за целый день, и голос его звучал раздраженно:

— Обыкновенно. Худой, как жердь. А еще… Еще у него эспаньолка… ну, бородка такая… козлиная.

Я хлопнула крышкой мобильника, не сказав адвокату “до свидания”, и повернулась к Винсенту. Наверное, я очень побледнела — босс с испугом смотрел на меня.

— Где живет Гордон? — крикнула я. — Это ты хотя бы знаешь?

— Знаю… но зачем тебе?

— Говори скорей!

— Он… это… Деко-стрит. Шесть, по-моему, кварталов от Берегового шоссе. На той улице всего несколько развалюх. Гордон в одной из них, такая облупленная, вроде белая была когда-то. Толком не помню. Подвозил его разок, когда у него машина не завелась.

Я с трудом дослушала и ринулась к двери. Все выстраивалось, почти как я предполагала, всего с одной поправкой — в имени. Но Гордон даже больше подходил под мою схему. Я вспомнила обрывки его разговоров со мной, предложения вместе позавтракать, пообедать, любовь к цветам и огромный букет, который он притащил. Вспомнила, как он уверял меня, что никто и никогда не займет мое место на сцене, как предлагал заботиться обо мне и был страшно огорчен, когда я не приняла это всерьез. Правда, одно мне было непонятно: зачем ему это нужно?

— Позвонить в полицию? — крикнул вдогонку мне Винсент.

Я задержалась у дверей.

— Не надо. Вдруг они его спугнут… Давай лучше так: если через полчаса от меня ничего не услышишь, тогда вызывай. По адресу Гордона. И попроси, чтобы приехал Джон Нейлор, слышишь?

Я не была уверена, что босс услышал меня, — он в это время развязывал тесемки фартука, а лицо было такое багровое, что я в очередной раз испугалась, как бы его не хватил удар.

— Я еду с тобой, — заявил Винсент, и я поняла: его не остановить, поскольку речь идет о жизни и смерти Марлы.

Он выглядел готовым на все, хотя вряд ли понимал, что я задумала и что вообще происходит. Но ведь там Марла…

Гамбуццо сказал бармену, чтобы тот позвонил в полицию ровно в шесть, и повторил, по какому адресу вызвать. И про Нейлора тоже.

— Хорошо, — сказала я. — Едем. Остальное решим на месте.

Теперь нас было уже восемь человек на трех машинах. Не считая собаки.

Я не обсуждала с моими сподвижниками план действий, поскольку не то слышала от кого-то, не то читала, что, если начинаешь поступать так, словно взвалила на себя всю ответственность, остальные следуют за тобой. Кроме того, я сама не знала, как и что будет и права ли я в своих предположениях, а потому — о каком плане могла быть речь?

Мы уже ехали — я впереди, за мной остальные.

— Не нравится мне это. — Фрэнсис вытащил из магнитофона кассету с Брюсом Спрингстином.

— Да, с конца восьмидесятых он снизил уровень, — согласилась я.

— Не о Брюсе разговор, Кьяра. Ты знаешь о чем. Что еще ты надумала и почему тянешь одеяло на себя?

Что я могла ответить? Лишь молча нажала на газ. Я была, типа, беременна своим открытием, своим, как бы это сказать, прозрением, и оно продолжало зреть во мне и само руководило моими действиями, подсказывало, как поступить. Я боялась, что это чувство вдруг исчезнет и тогда я останусь у разбитого корыта. Но понимала также, что мои соратники, и Фрэнсис в первую очередь, имеют право знать, что у меня на уме. Хотя бы в общих чертах. Я сказала: