Ольга Егорова - Синдром Дездемоны
«Мне только деньги отдать!» – сердито напомнила она себе и деревянной походкой направилась к подъезду.
Путь преградил домофон. Десятиглазое чудовище злобно таращилось на Альку с дверной панели, сверкало всеми десятью стальными глазами и категорически не собиралось впускать ее внутрь.
– Я не знаю номер квартиры, – пожаловалась Алька.
– Не знаешь – твои проблемы, – железным голосом пробасил домофон. – Ходят тут всякие!
– Девушка, вы с кем здесь разговариваете? – раздался из-за спины чей-то голос. Обернувшись, Алька увидела средних лет усатого мужчину в спортивной куртке с капюшоном и улыбкой на лице. В руках у мужчины поблескивала связка ключей.
– С домофоном, – честно призналась Алька, со странным чувством разглядывая эту самую связку. Вид у мужчины был доброжелательный и располагающий.
– И что, он вам отвечает? – полюбопытствовал мужчина вполне серьезно.
– Отвечает. Говорит, ходят тут всякие!
– Он такой, – улыбнулся мужчина. – Строгий товарищ. Ну ничего, мы с ним сейчас быстренько разберемся. А вы что же, ключи дома забыли?
– Я не ключи, я номер квартиры забыла!
– Своей? – удивился мужчина.
– Чужой, – вздохнула Алька. – Я в гости. К… подруге.
– К подруге, значит. – Мужчина снова улыбнулся в усы и прижал на секунду магнитный ключ к панели домофона. Тот дружелюбно пискнул и отпустил дверь. – Ну что ж, проходите, если к подруге! Этаж-то помните?
– Этаж помню. Пятый. Спасибо вам!
– Да не за что! – ответил он, оставляя Альку одну на площадке возле лифта. – А я на восьмом живу. Но лифтом не пользуюсь. Бегом от инфаркта!
Алька кивнула в ответ, несколько секунд постояла возле лифта, слушая затихающие наверху шаги, потом зажмурилась, обозвала себя мысленно трусихой, напомнила себе про деньги, которые пришла отдать, и нажала наконец на кнопку.
Лифт сразу же открылся.
Как будто ждал ее, честное слово!..
Помедлив, она все-таки зашла внутрь. А уж потом ей ничего другого и не оставалось, кроме как ехать на пятый этаж, выходить на площадку и, решительно одолев пространство между дверью и лифтом, звонить!
Прежде чем позвонить, она обернулась назад, словно ища подмоги. Но в подъезде никого, кроме нее, не было, а потемневшее небо смотрело из окна равнодушно, ничем не выражая своих чувств.
Ну и пусть, сказала себе Алька и надавила большим пальцем на круглую кнопку звонка. Прислушалась к тишине за стеной и надавила снова – требовательно и категорично. Дверь наконец распахнулась, и в ту же секунду она увидела его – Тихона Вандышева.
И ей вдруг показалось, что она видит его сейчас не глазами, а сердцем.
В первый раз в жизни с ней такое случалось – она физически ощущала, как своим взглядом не просто видит, а прикасается к нему. К его лицу, внезапно побледневшему, к волосам – взъерошенным, будто Тихон только сейчас проснулся, к теплым и мягким губам… Прикасается и уже начинает задыхаться от этих прикосновений.
«Мамочки, – трусливо подумала Алька. – Да что же это со мной, в самом деле?»
В руках у Тихона была бутылка с молочной смесью. Алька сразу не заметила ее, и вообще не заметила бы, наверное, если бы бутылка с грохотом не упала вдруг на пол. Тоненькая белая струйка пролилась из отверстия в прозрачной соске, образовав крохотное озерцо.
Молочные реки, кисельные берега… Как в детской сказке.
– Я… – торопливо сказала Алька и замолчала, потому что именно в эту секунду Тихон Вандышев тоже сказал торопливо:
– Я… – и тоже замолчал.
– Ты сначала, – улыбнулась Алька.
– Нет, – улыбнулся Тихон, – сначала – ты.
Они так и стояли на пороге квартиры, но оба, кажется, не замечали этого.
– Я деньги принесла, – сказала Алька.
– Какие еще деньги?
– Деньги. Которые брала у тебя взаймы, помнишь? Я принесла их тебе, чтобы… отдать.
– Зачем? – Он ничего не понимал по-прежнему, а молоко продолжало тихонько капать из бутылки на пол.
– Они твои, – напомнила Алька.
– Ты… поэтому пришла? – спросил он, кажется, так ничего и не поняв про деньги.
– Не знаю, – честно ответила Алька и в первый раз отвернулась.
Некоторое время они так и стояли в полной тишине, не глядя друг на друга.
То есть это Алька не смотрела на Тихона, а Тихон на нее смотрел, очень даже смотрел! Она чувствовала этот взгляд – тяжелый, как будто больной, тревожный и нежный, от него начинала кружиться голова и путались мысли.
– Иди сюда, – сказал он глухо. Не просто сказал, а приказал прямо, и ничего уже Альке не оставалось делать, кроме как повиноваться этому приказу.
Она шагнула через порог, не поднимая глаз, и тут же очутилась в объятиях Тихона Вандышева – крепких и злых. Ей даже страшно стало – показалось вдруг, что сейчас он просто сломает ее пополам или задушит, не сумев совладать с эмоциями, которые бушевали сейчас в нем, как огонь в кратере вулкана.
– Ты поэтому пришла? – снова услышала она его голос.
Требовательный и в то же время почти жалобный, как у ребенка.
Алька подняла лицо и увидела над собой его гладко выбритый подбородок.
– Нет, – честно призналась она, адресуя свое признание подбородку Тихона Вандышева. Так оказалось проще. – Не поэтому.
– Слава Богу, – выдохнул он и прижал ее к себе еще сильнее.
Алька тихонько пискнула:
– Ты задушишь… задушишь меня сейчас, Тихон!
– Что? – Он смотрел ей в лицо и совершенно не понимал, о чем она говорит.
– Задушишь! – повторила Алька.
– Глупость какая, – пробормотал в ответ Тихон Вандышев счастливым шепотом и начал ее целовать. – Какая глупость!..
Они целовались в прихожей, под ногами у них лежала бутылка с молочной смесью, рядом с бутылкой – Алькина сумочка, которая свалилась у нее с плеча, а из комнаты доносился тихий и деликатный детский плач. Алька слышала его словно сквозь сон и все никак не могла понять, что же это за звуки.
– Юлька, – наконец сообразил Тихон в промежутке между поцелуями. – Она хочет… есть.
– Это ужасно, – пробормотала Алька, снова поймав его губы.
– Она подождет, – пообещал Тихон. – Она, знаешь, очень хорошо меня понимает. Понимает, в какие моменты нельзя меня отвлекать от…
– От… – повторила Алька.
А Юлька в этот момент, словно услышав их разговор, внезапно замолчала.
Это было чудесно – целоваться с Тихоном в прихожей. Это было забавно – знать, что в комнате маленькая Юлька терпеливо ждет, когда они наконец нацелуются. И это было немного страшно – чувствовать, как крепко сжимает тебя в объятиях счастливый и радостный Тихон Вандышев.
Бесконечно родной, сумасшедший, теплый, единственный на свете Тихон Вандышев.
– Ты меня… задушишь, – снова пискнула Алька. – Тихон…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});