Татьяна Устинова - Пороки и их поклонники

Макс презрительно пожал плечами:

– Один не интересно.

– Нисколько не интересно. Семь потов сойдет, пока триста раз выжмешь.

– Ско-олько?!

– Столько.

– Маньк, знаешь, он каждый день качается! – похвастался Макс Владимиром Петровичем. – Сам сказал. Я тоже… попробовать хотел.

Маша подошла и погладила мальчишку по голове. Он хмуро глянул на Архипова и вывернулся.

Все ей представлялось, что она видит того, которому год и который мусолил рогалик, а потом ковылял по берегу озера, держа в руке прутик, и было очень тихо, и холодно, и лист, падая, шуршал и цеплялся за голые ветки, и во всем мире они были одни, и он хохотал, разевал младенческий розовый ротишко с четырьмя зубами и от хохота валился на спину в пожухлую траву, а она поднимала его и отряхивала сиротское коричневое пальтецо, а потом в сумерках они катили домой, и рогалик был съеден, а дома их никто не ждал.

А потом ее увезли в Москву, а он остался. На целых пятнадцать лет.

Архипов вдруг увидел, что они похожи – брат и сестра. Просто удивительно похожи. Наверное, раньше он не замечал, потому что не обращал внимания.

Как она ему сказала – ты никогда меня не видел?

– Володя, тебе, наверное, на работу надо, – вдруг спохватилась она. – Сейчас я быстро приготовлю завтрак… или ты не завтракаешь?

– Завтракаю.

– Тогда я сейчас приготовлю. Или нам… лучше уйти?

– Вам лучше глупостей не говорить, – посоветовал Архипов.

Ему непременно нужно поговорить с ней. Он был уверен, что в свою квартиру она не должна возвращаться, но как сказать ей об этом, не знал.

Все дело в том, Маша, что в ваше отсутствие я нашел в вашей квартире труп. Трудно объяснить, зачем меня туда понесло, но тем не менее понесло, труп я нашел, а потом вывез и бросил на дороге, потому что думал, что это вы юриста прикончили.

Кстати, это вы или все-таки не вы?

Замечательно.

Рассердившись, Архипов ушел в ванную и захлопнул за собой дверь.

Целоваться нельзя – брат Макс в любую минуту может их застать. Поговорить негде – в “холостяцком флэте”, оказывается, совершенно невозможно уединиться. О том, чтобы соблазнить ее, можно смело забыть – он еще не до конца “исполнил свой долг”, а она “бедная сиротка”, напуганная гадкими людьми.

Вот черт побери!

Или вовсе не рассказывать ей про труп?

Когда он вышел из ванной, оказалось, что Маша уже приготовила завтрак – гигантский омлет с грибами и красным перцем, кофе и сок.

Архипов вытаращил глаза.

Она сидела за стойкой и вскочила, как только он появился в дверях. На стойке стояли три чашки, три стакана и три тарелки. Оранжевый сок в стаканах сиял электрическим светом. Кофе пах так вкусно, как пах только, когда его варила мать, сто лет назад. Омлет золотистым краем вылезал из широкой сковороды. Тинто Брасс ухмылялся на своей круглой подушке.

– Э-э… садись, – пригласила Маша и покраснела. Издалека доносились размеренные удары – Макс Хрусталев поднимал и бросал штангу. “Все-таки снял диски”, – понял Архипов.

– Тебе… кофе с молоком?

– Черный.

По утрам он никогда не пил сок, только немного французской минеральной воды. Осознав, что смотрит на сок с некоторым отвращением – вот до чего довел “уютный холостяцкий флэт”! – Архипов залпом выпил полстакана.

– Маша, я хочу, чтобы вы некоторое время пожили у меня, – бухнул он и уставился в свою чашку.

– Зачем? – не поняла она.

Положила ему омлет, и пристроилась рядом, и положила на стойку худые локти, и придвинула к себе свою чашку, и положила сахар, и помешала серебряной ложечкой, по которой скакал солнечный зайчик, – как будто этим утром началась в его доме та самая “настоящая жизнь”, о которой он печалился так недавно.

– Разве… все не кончилось, Володя?

– Я не знаю, – ответил Архипов, рассматривая свою новую “настоящую жизнь”, – точно не знаю.

– Как?! А разве вчера…

– Маш, все, что было вчера, закончилось. В этом как раз никаких сомнений нет.

– А в чем у тебя… сомнения?

Архипов отхлебнул кофе и принялся за омлет.

– Откуда у Лизаветы взялся нож? Она притащила мне нож и сказала, что он предвестник смерти. Дождь кровавый, затмение небес, все дела. Где она его взяла, ты не знаешь? Она мне сказала, что он появился сам по себе и она нашла его под своей кроватью.

Глаза у нее вдруг стали круглыми и похожими на глаза Макса.

– Ты видела этот нож, Маша?

– Я… видела. С черной ручкой, а на ручке что-то вырезано такое… непонятное. Она очень испугалась, когда его нашла. Вернее, я его нашла.

– Как?! Ты нашла?!

– Ну да. Я убиралась и вытащила этот нож у нее из-под кровати. И спросила у нее, что это такое. Я думала, может, так и должно быть. Может, она его специально положила. Она любила всякие… таинственные предметы. Мне всегда казалось, что она в них играет. Как в куклы.

Вот это да. Нож нашла Маша.

Опять Маша. Все время Маша.

– Куда ты его дела потом?

– Нож? Никуда не дела. Тетя так страшно побледнела, схватилась за сердце, я побежала за каплями Ворчала, они ей всегда помогают. Помогали. Ну вот. А потом она мне сказала, чтобы я забыла про этот нож. Как будто я никогда его не видела. А когда она… умерла, я его выбросила.

Архипов схватился за спину.

– Что с тобой? – спросила она, проследив за его рукой. – У тебя… болит спина?

– У меня всегда болит спина. Куда ты его выбросила?!

– Володь, а что с твоей спиной? Может, надо врачу показаться? Или курс пройти? Массажа или лечения?

– Куда ты его выбросила?!

Нож с черной ручкой торчал из бока юриста Маслова. Архипов вытащил его, завернул в пакет и сунул к себе в письменный стол – умник!

Откуда он взялся снова, если она его выбросила?!

Или?.. Или, черт побери, он появляется сам по себе, предвещая смерть?!

– Маша, куда ты дела нож?!

Она все смотрела, как он держится за спину.

– Я… завернула его в несколько газет и отнесла на работу. У нас там есть такая специальная помойка, ее возят на утилизацию. Ну, шприцы, просроченные препараты, тара… Я сунула его туда. А вечером даже посмотрела, забрала машина или нет.

– Забрала?!

Она кивнула.

– А что такое, Володь? Почему ты спрашиваешь?

Потому что этим ножом убили Евгения Ивановича Маслова. А накануне вечером именно об этот нож, который ты выбросила в “специальную помойку”, Макс Хрусталев порезал руку, когда ползал в темноте по полу. Порезал сильно. На полу под диваном осталось засохшее пятнышко.

Архипов был уверен, что нож должен лежать под Машиной кроватью. Он даже искал его там. Раз он предвещал Лизаветину смерть под Лизаветиной кроватью, значит, под Машиной он должен был предвещать Машину. Архипов считал, что кто-то из “Пути к радости” таким образом, запугивал Лизавету, а потом тем же способом решил запугать и несчастную “сироту”.