Линда Ховард - Теперь ты ее видишь

Следователи мрачно смотрели друг на друга. Оба понимали, что версия с заговором грозит увлечь их в непролазные дебри предположений и домыслов. Убийство явно было совершено по личным мотивам, и теперь оставалось только разгадать, как преступнику удалось проникнуть в фешенебельное здание с круглосуточной охраной. Детективы продолжали глядеть друг на друга. Райтнер приподнял брови.

— Нам нужен список людей, недавно поселившихся в доме.

— Еще бы, черт побери!

— Конечно, вряд ли он указал настоящую фамилию, но, во-первых, мы будем искать одинокого мужчину, во-вторых, если нам удастся раздобыть фотографии людей из списка, охранники, несомненно, опознают среди них недавно поселившегося в доме жильца.

Воспрянув духом, следователи бросились к телефонам. К сожалению, в этот поздний час в конторе управляющего домом не оказалось ни души, и список новых жильцов получить не удалось. Чтобы раздобыть фотографии людей из списка, также требовалось время. Снимки тех из них, кто имел права на вождение машины, можно было запросить в дорожной полиции штата, однако очень многие жители города не водят автомобиль, поскольку автовладельца в Нью-Йорке поджидают сплошные неприятности. Нельзя было исключать и того, что разыскиваемый проживает на том берегу, в Нью-Джерси или Коннектикуте. Оттуда в Нью-Йорк ежедневно ездят тысячи людей.

— Господи, — пробормотал Аквино, взирая на список любовников миссис Уорт. — Это может затянуться до конца года. Ты хоть сосчитал, сколько здесь имен? Должно быть, у этой бабы мозги набекрень, при нынешнем-то разгуле СПИДа и других заболеваний. Только взгляни. Двадцать три новые фамилии за один минувший год, все остальные повторяются. Она трахалась по меньшей мере дважды в неделю.

— Мне бы такую половую жизнь, — печально отозвался Райтнер.

— Ты бы загнулся от усердия. Черт возьми, похоже, сегодня все равно не закончить. — Аквино встал и потянулся. — Я еду домой. Увидимся утром.

— Это лучшая мысль из всех, что появлялись у тебя за целый день. — По примеру Аквино Райтнер натянул пиджак. — Не хочешь по пути выпить пивка?

— Нет, я пас. Слишком устал. — Оба были разведены, и обоих дома ждала разве что стирка. Предложение Райтнера звучало соблазнительно, но Аквино грызла какая-то неясная мысль. Что-то насчет Ричарда Уорта. Нет, Аквино не думал, что он убийца: у него не было ни мотивов, ни возможности совершить преступление. Но Уорт держался слишком хладнокровно — ни колебаний, ни уверток, ни гнева, ни сколько-нибудь заметного волнения при опознании трупа жены, пусть даже они вот-вот должны были развестись. Конечно, принимая в расчет историю с абортом и любовников Кандры, Аквино не слишком удивлялся равнодушию Уорта. В его лице не дрогнул ни один мускул, он сохранял спокойствие, помогал чем мог, предоставил доступ к своим записям, и следователи получили нужные сведения куда быстрее, чем если бы их пришлось добывать официальным путем. Аквино понимал, что нет причин подозревать Уорта; в сущности, он и не подозревал этого человека, но в глубине души следователя зрело ощущение, что тот о чем-то умолчал, скрыл какое-то обстоятельство, которое могло послужить зацепкой.

Аквино беззаботно взмахнул рукой, прощаясь с Райтнером, и втиснул свое тучное тело за руль неприметного коричневого седана, предоставленного в его распоряжение городскими властями. Повинуясь внезапному порыву, он решил прокатиться мимо дома Уорта, посмотреть, что там и как. А может, даже припарковаться и последить за домом. Когда ведешь расследование, здоровое любопытство совсем не повредит.

Ричард сунул таксисту двадцатидолларовую банкноту и, не дожидаясь сдачи, быстро поднялся по ступенькам своего дома. Перестраивая нижний этаж под контору, он предусмотрел отдельный вход для служащих и втиснул его под лестницей, которая вела наверх в жилые комнаты. Контора располагалась в полуподвале, и выходящие на улицу окна были забраны стальными решетками. Ричард вошел в вестибюль, квадратное помещение три на три метра, выложенное импортными плитками синевато-серого цвета. Середина площадки была покрыта старинным турецким ковром такой тугой вязки, что он даже не проминался под ногами Ричарда.

Войдя в кабинет, он включил автоответчик на воспроизведение. Его ждали одиннадцать сообщений. Ричард прослушал их, нетерпеливо перематывая пленку вперед, как только узнавал очередной голос. Голоса Суини среди них не оказалось. Он набрал ее номер и начал считать гудки. На шестом автоответчик повторил номер голосом Суини и лаконично предложил оставить сообщение. В других обстоятельствах Ричард только удивился бы; сейчас он не на шутку встревожился. Черт возьми, куда она запропастилась?

Суини не собиралась заходить так далеко. После кошмарного утра она все еще чувствовала сонливость и заторможенность, даже когда очнулась от мертвого трехчасового сна. Она весь день бродила по квартире, понимая, что Ричард вряд ли позвонит, но все же надеясь на его звонок. Должно быть, он слишком занят похоронами, поэтому едва ли стоит ожидать от него известий, по крайней мере в течение двух ближайших дней.

Однако к вечеру Суини почувствовала, что более не может провести дома ни минуты. Ее мысли текли вяло и замедленно, словно после дозы наркотиков, и она решила, что глоток свежего воздуха освежит ее голову. Узнав от жизнерадостной девицы из метеослужбы, что температура не опустится ниже комфортного уровня в восемнадцать градусов, но не доверяя ей, Суини надела куртку из плотной ткани и вышла на улицу.

Не имея определенной цели, Суини шла куда глаза глядят. Она жила на границе южного Ист-Сайда, в районе, отличавшемся многоцветием красок и пестротой человеческих лиц. Относительно низкие цены на жилье привлекали сюда тысячи художников и студентов. Актеры и музыканты предпочитали Гринвич-Виллидж, но места на всех не хватало, и избыток перехлестывал через край Ист-Сайда. Человеческие лица, молодые и старые, очаровывали Суини. Юная пара вышла на прогулку с коляской, их глаза сияли гордостью и умиротворением. Перед взглядом Суини на мгновение мелькнуло крохотное личико младенца, похожее на цветок, и маленькие ручонки, лежащие поверх одеяла. Суини нестерпимо захотелось прикоснуться к пуху на его головке.

Мимо промчался подросток на роликовых коньках с целой сворой собак всевозможных размеров — от английской овчарки, глаза которой едва виднелись сквозь космы шерсти, до таксы, семенившей рядом и вдвое чаще перебиравшей лапами. Широкая улыбка осветила лицо мальчика, когда собаки потащили его по тротуару. Животные, казалось, радовались, доставляя ему удовольствие.