Я тебя ненавижу - Елена Рахманина
Я успокаиваюсь. Закрываю глаза. Паника поглотила все мои силы, и я ощущаю лишь безмерную усталость.
– Что случилось?
Не знаю, спрашивает ли Клим об этом приступе или вопрос о его причинах.
– Твой отец. Он приезжал вчера со мной поговорить.
Клим тут же меняется в лице.
– Что он тебе сказал?
– Сказал, что если я тебя не оставлю, то он не даст мне участвовать ни в Олимпийских играх, ни в каких-либо других соревнованиях.
Клим так побледнел от этих слов, что мне стало страшно. Он отпустил меня, отступая на шаг назад, но продолжая смотреть на меня. Увидела в его глазах сомнение во мне, в моём ответе его отцу. Должно быть, сейчас он предполагает, что это конец и я здесь для того, чтобы сообщить ему об этом.
– Что ты ему ответила?
Он напряжён и ожидает, что история с Данилевским повторится.
– Чтобы шёл к чертям.
Клим медленно опускает веки и выдыхает воздух через нос. Подхожу к нему, чувствуя потребность его обнять, успокоить, снова почувствовать его тепло.
– Все черти здесь, ад пуст, – произносит он, поглаживая меня по спине.
Тяжело вздыхаю, глубоко понимая, насколько эти слова верны в данной ситуации.
– Я попробую разобраться с этим Алёна, – он отстраняет меня от себя, смотрит в глаза, и я вижу в них решимость, – но я не могу гарантировать, что у меня получится.
Киваю, всё ещё продолжая надеяться на то, что у Самгина-старшего ничего не выйдет и угрозы окажутся пустыми.
В день возвращения Данилевского из Москвы, где проходило совещание с высокими чинами в спортивной гимнастике, вершителям судеб спортсменов, все ожидали, что он официально объявит, кому выпадет шанс побиться за оставшиеся места в сборной России. Тот, кого сейчас назовут, при удачном исходе чемпионата России получит возможность отправиться тренироваться на «Озеро Круглое» в составе сборной команды страны перед Олимпиадой.
Данилевский стремительным шагом направился ко мне и попросил пройти с ним в тренерскую. Мне казалось, что я уже знаю, о чём будет этот разговор.
– Алёна, я не понимаю, что происходит. Они забраковали твою кандидатуру.
Данилевский ходил из угла в угол в тренерской. Я первый раз видела его таким злым, обычная маска сухого безразличия сползла с его лица, обнажая гнев.
– Хотят, чтобы ехала Анастасия, мне очень жаль.
Читаю в его глазах вину. Он не произносит слов о том, кто из нас более достойна участвовать в предстоящем чемпионате, а потом представлять Россию в Китае, но мы оба знаем ответ на этот вопрос. Уже сейчас моя программа была сильнее, а выполнение элементов гораздо чище, чем у неё. На тех состязаниях, где мы выступали вдвоём, я всегда выходила вперёд.
– Если хочешь, можешь сегодня не продолжать тренировку.
Видимо, Сергей Архипович не хотел, чтобы я присутствовала, когда он будет объявлять результат поездки. Приговор всё же приведён в исполнение, а я разбита и раздавлена. Климу не удалось переубедить отца.
– Я продолжу.
Мне нужно было выместить ту отрицательную энергию, которая сейчас выработалась. Я тренировалась словно заведённая игрушка в ожидании, когда сядет батарейка. И она села. Села через несколько часов, когда мои ладони были стёрты в кровь, пока я летала между брусьями. А потом, когда зал опустел, просто упала на маты, не понимая, к чему всё это. К чему я здесь, если никто не увидит, на что я способна.
21. Клим
Она делала меня лучше. Когда глядел на неё, на то, как она целеустремлённо борется за свою мечту, мне и самому хотелось делать что-то стоящее, а не зависеть от прихоти Анатолия Самгина. И он видел те изменения, которые происходили со мной. Родитель считал единственно верной моделью жизни ту, которую вёл сам. Был бы он обычным, хотя бы в какой-то степени нормальным отцом, наверное, не желал бы для своего отпрыска повторения собственного криминального пути. Но он – совсем другое дело. Он будто боялся меня отпустить. Выпустить меня из-под собственного контроля значило потерять того, кто когда-нибудь займёт его место.
Отцу казалось, что он создал что-то стоящее, достойное продолжения, но у меня было совершенно иное мнение. Его бизнес – замок из песка, который одним лёгким движением ноги можно снести и сравнять с землей. Завтра в России изменится власть, и он всё потеряет просто потому, что кому-то не угодил или не заплатил.
Всё то, что мне приходилось делать для него, давно претило моей сущности. Сначала я жаждал его одобрения. Похвалы для сироты при живых родителях. Потом, когда понял, что я для него всего лишь бизнес-проект, мне захотелось идти против него, не претворяя его планы в жизнь.
У меня никогда не было проблем с тем, как заработать деньги. Они сами шли мне в руки, какое бы дело со своими друзьями я ни задумал, оно приносило доход, без проблем с законом и собственной совестью. Пока не в масштабах Анатолия Самгина, но достаточно, чтобы жить свободно. Это был мой дар или суперспособность, кто-то талантливо рисует, а я талантливо добывал бабло. Отец даже не знал, чем я занимаюсь, да и ему, до определённого времени, не было это интересно.
Когда он хотел пообщаться со мной, то просто закрывал мой счёт в банке и ждал, когда я к нему вернусь. И я возвращался. Иногда из-за его денег, потому что умел не только зарабатывать, но и тратить на тёлок и друзей. Но чаще из любопытства или, если быть совсем с собой честным, – надежды, глупой веры в то, что я ему интересен. А ещё, наверное, присущей Самгиным жадности, – я ничем не собирался делиться с Валей и его мамашей. Перед тем как приехать в город Н., ещё думал, что меня с отцом что-то связывает, но теперь он сам обрывал все концы.
Я больше не хотел иметь ничего с ним общего и, как только решу вопросы Алёны, закрою с ним счёт.
Никакие разговоры с ним не помогали. Он видел мой гнев из-за того, что посмел приблизиться к моей девушке, и, как манипулятор, как опытный покерист, играл на моих чувствах.
– А что, сын, – совершенно спокойным тоном, идущим супротив моего взвинченного настроения, внушал он, – заодно и посмотришь, будет ли тебя любить эта девчонка после того, как не исполнит свою спортивную
