Сердца. Сказ 3 - Кристина Владимировна Тарасова
И сейчас женщина мчится вдоль реки по протоптанной нами за время просеке. Гонюсь и наблюдаю за развевающимся хвостом белой накидки, та контрастом покрывает графитовую голову. Лошадь – а однажды я прибыл в монастырский сад с орловским рысаком молочного цвета – стала любимицей Богини Судьбы и с того момента сопровождала каждую её прогулку.
***
Луна, бросая торопливый взгляд, отбрасывает платье цветом слоновой кости. Тонкие петли сползают с плеч, а длинная юбка змеёй скручивается вокруг лодыжек. Женщина переступает через ткань и погружается в воду.
Луна поглядывает на Луну: свет озаряет воды и купающуюся. Следом за ней ступаю я – выбравшееся из одежды олицетворение затмения. Два слога из женских уст – Дан-те – приглаживают гладь, когда руки приглаживают руки. Названный ступает близ и с робкой волной, пущенной от приближающихся, прижимается к женской груди. Ловлю её губы – мокрые и холодные, и приправляю десятками поцелуев, когда она стремится обнять и приласкать.
Пальцы разгребают проборы сырых прядей, пока я загребаю её в объятия и выношу из воды. Согреваемся несколько позже – пред потушенным камином. Обвивающая женскую талию змея – рисунок-напоминание, сотворённый мастером в черте Полиса – более не служит навязчивым упрёком и более не терзает.
***
Пантеон – заметно поредевший – усмиряет свой ненасытный рот и не терзает жителей приближённых деревень и поселений, и деревни и поселения усмиряют свой пыл. Война – нельзя сказать, что заканчивается – отступает от высеченных солнцем и прошлыми поколениями земель. Война откладывается на более благоприятное и уместное для неё время.
***
Мы находим время (здесь требуется отыскать желание) и пускаемся к руинам резиденции Солнца. Сад – обезумевший – вплёлся в лес и кронами бесконечных деревьев устроил дома для птах и мелких тварей, дикий вьюн обхватил ограждение и весом навалившихся поверх лоз накренил некогда позолоченный (ныне – ржавый и выцветший) металл в сторону.
Луна повязывает поводья к уцелевшей части крыльца и бредёт в зелёную часть резиденции.
– Я помню, – говорит она, – вы обещали рассказать легенду о ягодном тисе. Сейчас самое время.
И взглядом она встречается с упомянутым. Последняя их встреча была чуть больше десятка лет назад: тогда тис высотой своей едва доходил ей до бёдер, сейчас же тысячи красных вкраплений украшали плотную хвою. Опавшие семена полотном покрывали часть земли.
– Гелиос, – выдыхает женщина и с благодарностью взирает на меня. – Он зацвёл.
Мы смотрим на величественное древо, возвышающееся по центру некогда огороженной лужайки.
– Расскажите, – учащённо дыша, выпаливает Луна; слова проваливаются в горле, не желают отрываться, – легенду о тисе. Прошу вас, Данте.
И я повествую о ядовитом дереве, что в ласковых руках способно не отравлять.
И я повествую о внутреннем символизме растения – оно сравнимо со смертью и многими народами, от которых нам достались пустынные земли и старое наречие, воспринимается как растущий перед вратами царства мёртвых. Сад резиденции таковым и стал, схоронив в почве своей представителей обозначенного дома.
И я повествую, что спустя годы тис обратится в чёрное дерево.
– А ещё эти ягоды так похожи на крохотные гранаты, – улыбаюсь следом. – Я надеялся вызвать в вас приятные воспоминания.
– Надеюсь, вы проницательны, а не наблюдательны, – смеётся Луна, припоминая мою тягу к скрытному передвижению. – Вы поразили меня, Данте. И с каждым разом удивляете всё больше. Что уготовит завтрашний день?
– Зрите дальше и больше. Что уготовит Жизнь?
