Дафна дю Морье - Французова бухта

— Ну-ка, распахни их. У твоего хозяина родились две девочки, и доктор хочет поспеть домой к ужину. Что до меня и моего юнги, то сегодня мы накачались элем на тридцать лет вперед.

Сторож поспешил отворить ворота, но, когда из проезжавшей мимо него кареты раздались протестующие крики врача, он в изумлении открыл рот.

— Куда мы гоним, Уильям? — крикнул Француз. Уильям высунул голову в окно кареты.

— На дороге, в миле отсюда, нас ждут лошади, месье, — громко сказал он. — А скачем мы к побережью, в Портлевен.

— Лично я скачу навстречу собственной гибели, — весело проговорил Француз, обнимая и целуя Дону. — Разве ты не знаешь, что это моя последняя ночь на земле? Завтра я буду повешен!

Лошади неслись во весь опор, пыль летела из-под колес, карета подскакивала на ухабистом большаке.

Глава 24

Опасность миновала, а вместе с ней осталась позади и безумная веселость. Где-то на дороге валялась опрокинутая карета, и лошадь без поводьев паслась на зеленом лугу. Где-то брел по большаку доктор. А на полу в темнице лежали связанные стражники с кляпами во рту… Все это уже отошло в прошлое и не имело отношения к наступившей ночи. Было далеко за полночь. На небе зажглись миллионы звезд.

Дона стояла возле своей лошади, зачарованно глядя на озеро, отделенное от моря высоким наносом из гальки. Морские волны с силой ударяли о берег, но не могли встревожить озерной глади. Лишь изредка накатывала высокая волна. Словно что-то бормоча и вздыхая, она переплескивалась через галечный барьер, и тогда озеро подергивалось зыбью, нарушавшей зеркальность водной глади. Но рябь вскоре пропадала, отнесенная к зарослям тростника. Слышались птичья возня, испуганный крик потревоженной куропатки, шорохи тысяч безымянных существ, нарушавших тишину ночного мира.

Вдали, за лесом и холмом, лежала деревня Портлевен. Там у мола были пришвартованы рыбачьи лодки. Уильям перевел взгляд с лица своего хозяина на дальний холм.

— Месье, — сказал он, — будет разумнее, если я отправлюсь прямо сейчас, до рассвета, найду лодку и приведу ее морем к этой отмели. Когда взойдет солнце, мы сможем отчалить.

— Думаешь, ты найдешь здесь лодку? — спросил Француз.

— Да, месье. У входа в гавань наверняка отыщется маленький ялик. Я навел справки, перед тем как уехать из Гвика.

— Уильям удивительно находчив, — заметила Дона, — и он никогда ни о чем не забывает. Благодаря ему сегодня утром вместо казни состоится отплытие маленькой лодки.

Француз взглянул на своего слугу, а тот, бросив на Дону быстрый, полный признательности взгляд, повернулся и пошел прочь через насыпь. Его нелепая трогательная фигурка в длиннополом черном сюртуке и большой треугольной шляпе вскоре исчезла в темноте.

Они остались одни, лишь лошади паслись на берегу озера, издавая тихий похрустывающий звук. В лесу шелестели листвой высокие деревья. Выбрав у самого озера заполненную белым песком лощину, они развели в ней костер. Вскоре высоко в воздух взметнулось пламя, весело затрещали сухие ветки.

Француз стоял на коленях у костра, пламя освещало его лицо, шею, руки.

— Помнишь, — спросила Дона, — как однажды ты пообещал приготовить мне цыпленка на вертеле?

— Да. Но сегодня у меня нет ни цыпленка, ни вертела. Вместо этого мой юнга должен будет удовольствоваться поджаренным хлебом.

Сказав это, Француз сосредоточил все свое внимание на приготовлении скромного ужина. Жар костра опалял его. Он потряс головой и вытер лоб рукавом своей рубашки. У Доны защемило сердце. Никогда ей не забыть этой ночи, усыпанного звездами неба, озера, плещущего о берег моря, и этого костра…

За ужином Француз неожиданно спросил ее:

— Значит, ты сразилась с мужчиной, моя Дона? И его нашли мертвым на полу Навронского замка?

Дона пристально посмотрела на него, но он, похрустывая ломтиком хлеба, глядел в сторону.

— Как ты узнал? — изумилась она.

— Мне предъявили обвинение в его убийстве. Я вспомнил участника твоих забав в Хэмптон-Корте, дышащее ненавистью лицо мужчины, у которого я отбирал его кольца, и, сопоставив все это, понял, что произошло после того, как мы расстались той ночью.

Дона обвила руками колени и устремила взгляд на озеро.

— Помнишь, когда мы ходили на рыбалку, я не могла выдернуть крючок из рыбьей губы. Но то, что я испытала той ночью, было совсем другое. Сначала был страх, а потом пришла ярость. Я сняла со стены щит, и… и он умер.

— Что вызвало твой гнев?

На мгновение Дона задумалась, пытаясь вспомнить, затем сказала:

— Это был Джеймс. Он проснулся и заревел.

— Значит, Джеймс проснулся и заревел, — проговорил задумчиво Француз. Он бросил в озеро камешек, от которого по воде пошли круги, быстро исчезнувшие, затем лег на песок и протянул руку Доне. Она подошла и опустилась на землю рядом с ним. — Я думаю, что леди Сент-Коламб больше не станет бесчинствовать на улицах Лондона, — сказал он. — Ей на долю и так выпало немало приключений.

— Леди Сент-Коламб станет настоящей матроной, милостивой к своим слугам и деревенским жителям. Когда-нибудь у нее появятся внуки, и она расскажет им историю о пирате, о том, как ему удалось бежать…

— А что будет с моим юнгой?

— Иногда юнга будет просыпаться по ночам в страшной тоске, вымещая на подушке всю свою боль…

Темная, притихшая, лежала у их ног заводь, морские волны лениво ворочали гальку в полосе прибоя.

— В Бретани есть один дом, — вновь заговорил Француз. — Когда-то в нем жил человек по имени Жан-Бенуа Абери. Может статься, что он вернется туда, завесит голые стены от пола до потолка рисунками птиц и портретами своего юнги. Но с течением лет портреты юнги потемнеют, линии сотрутся…

— В какой части Бретани находится дом Жана-Бенуа Абери? — спросила Дона.

— В Финистере, а это край света, моя дорогая Дона.

Дона представила себе суровые скалы, изборожденный оврагами мыс, разбивающиеся о камни морские волны, по-детски кричащих чаек. Когда солнце жжет особенно немилосердно, трава выгорает и жухнет, но затем с запада налетает теплый влажный ветер, он приносит с собой дождь и туман…

— Там есть зубчатый обломок скалы, выступающий в море, — продолжал Француз. — Мы зовем его Пуант дю Ратц. На нем ничего не растет, оттого что день и ночь напролет, сметая все на своем пути, на него дует западный ветер. В открытом море, неподалеку от этого места, сталкиваются два течения, рождая буруны, брызги разносятся оттуда на пятьдесят футов вверх.

С середины озера вдруг налетел холодный ветерок, звезды заволокло дымкой, и они потускнели. Был тот час глубокой ночи, когда ничто не нарушало тишины, только нежно плескалось море о берег.