Без памяти - Алекс Джиллиан
Как мне переиграть их? Чью в итоге занять сторону? Как выбрать себя в этой череде безумия?
— И что все это значит? — шепчу я, качая головой, пока Леон продолжает раскрывать мне новые факты, свидетельствующие о том, что я — фактически выдуманная личность.
— Я думаю, ты сама все понимаешь, Тея, — Леон останавливает слайд-шоу, и поворачивается ко мне, внимательно вглядываясь в мои глаза.
— Не понимаю, — качаю головой, нервно убирая волосы за ухо.
Анну Граф я хорошо помню после пяти лет, как своего самого близкого человека. Даже… даже если допустить тот факт, что она не моя настоящая мама, она не заслуживает стать безликой жертвой в руках таких как Леон, или мистер Икс, лицо которого тщательно скрыто маской, каждый раз, когда он выходит со мной на контакт или отправляет посредника.
Именно поэтому, в том, что Леон тогда показывал мне лица за широким столом, не было никакого смысла. Я не знаю, как выглядит враг Леонеля Голденштерна. Но у него есть то, что мне нужно — моя свобода.
Но есть ли гарантии, что я получу ее? Если предам Леона…
Мысли об этом отзываются неприятным ощущением в солнечном сплетении и выворачивают наизнанку. Меня начинает так сильно тошнить: я даже чувствую, как пахнет из вытяжки и могу предсказать, что будет на ужин. Голова кружится, все мышцы наливаются неимоверной слабостью… может так, моя психика сопротивляется тому, что выдал Леон? Или боится того, что он знает еще больше, чем говорит?
— Что с тобой, детка? — его брови сводятся к переносице, когда муж замечает, что мне плохо.
— Мне нехорошо. Меня тошнит. Нужно попить воды…, — я снова тяну руку к стакану с водой, но Леон опережает меня и хватается за него в считанные секунды.
— Не пей, — слишком бурно приказывает мне Лео. Сердце пропускает удар, когда я начинаю анализировать происходящее и вспоминать слова мистера Икс, который поджидал меня в том злосчастном туалете, когда у Леона случился сердечный приступ.
«Ты сделаешь это, Тея?», — его голос набатом стучит в сдавленной черепной коробке. — «Ты достанешь для меня образец препарата, которым владеет Лео? Дни твоей матери сочтены, если ты этого не сделаешь.»
«Откуда мне знать, что вы не лжете? Мне нужны гарантии».
«Требование гарантий может стоить тебе смерти матери. И твоей, Тея. Потому что, как только ты сыграешь свою роль, Леон утилизирует тебя и станцует на твоих костях. Неужели ты еще не поняла этого? Он — зло, убийца. Он убил сотни невинных людей, и продолжит уничтожать их, когда станет Апексаром. Выбор за тобой: ты хочешь быть женой безумного убийцы или хочешь носить розовые очки, не замечая, кем на самом деле является твой муж? Сними их, Тея. Истинная сущность Леона Голденштерна не стоит твоего внимания. Или ты думаешь, он не убьет тебя также легко, как убил родного отца? Как намеревался убить брата? Каким бы влюбленным он тебе ни казался, он тебя пережует и выплюнет, когда придет время. Но ты можешь опередить его. Не отступай от нашего плана, и помни, ради кого ты это делаешь».
— Почему? — возмущаюсь я, приковывая свое внимание к стакану. Очевидно, этот момент пришел. Момент, когда он хотел напоить меня своим тщательно скрываемым препаратом, превращающим человека в овощ.
Почему передумал, малыш? Давай, трави меня, пока я не сделала это первая.
Но интересно, что ты придумаешь. Какую ложь еще мне скажешь, а я сделаю вид, что «проглочу» ее, притворяясь маленькой Теей, которой всего лишь восемнадцать лет и глубокие логические связи, и цепочки строить она не умеет. Так ты обо мне думаешь?
— Это яд? — издеваюсь над Леоном я, пытаясь прочитать ответ в его глазах.
— Вполне возможно. Всю воду, поступающую в дом, тщательно проверяют. Кажется, эта партия еще не подвергалась проверке, а я об этом совсем забыл, — лжет, как дышит, ублюдок.
А я хотела тебе верить… хотела выбрать и тебя тоже. Но на двух стульях усидеть невозможно. И я это понимаю.
Как я могу верить в этот отчет про моего отца и мать теперь после того, как ты так откровенно и нагло лжешь мне в лицо, Голденштерн? Что еще ты знаешь?!
Леон демонстративно выливает часть содержимого из стакана за спину, и ставит его обратно на небольшой столик. Мне он протягивает свою личную фляжку, которую всегда и везде носит с собой. Я уже давно привыкла к его параноидальным фичам, и почти перестала их замечать. Но Леон всегда на стреме — я не знаю, как он доверяет тем людям, которые проверяют его еду и воду. Потенциально, они тоже могут ее отравить.
Я жадно глотаю воду, не в силах утолить жажду внутри. Тошнить начинает только сильнее, резкий запах мяса из вытяжки и вовсе заставляет меня поморщиться. То ли от стресса это все, то ли от пищевого отравления. Беременность исключаю — Леон бесплоден, поэтому, это бред. Чудес не бывает. В любом случае, все это очень вовремя, мне как раз нужно было придумать, как отлечь его внимание.
— Мне нужно к врачу. Что-то мне нехорошо. Так жарко и душно, — я приобнимаю его широкие плечи, опираясь на него. — Леон, только не оставляй меня. Побудь рядом, — доверчиво касаюсь носом его носа, проявляя нежность. Это всегда подкупает его.
— Кажется, ты сменила гнев на милость. Стала нежнее, ласковее. Теперь ты веришь мне, Тея?
— Я уже не знаю, чему верить, Леон.
— Верь в своего единственного Бога, — проверяя мою температуру, прикасаясь ко лбу, произносит он. — Нам нужно к врачу, детка.
— Я атеистка, Леон, — парирую я. — Моя высшая ценность — свобода, а ты у меня ее отнял.
— Я дам тебе свободу, как только все закончится, Тея. Я стану Апексаром, а после…
— Ты отпустишь меня?
— Если ты этого захочешь.
— Значит, я и не была тебе нужна? — напрягаюсь я.
— Ты хочешь, чтобы я умолял тебя остаться со мной, удерживал насильно? Определись, чего ты хочешь, Тея. Я не вижу в этом смысла, поскольку за эти дни, что ты притворялась бездушной куклой, я осознал, что такая женщина не дает мне ресурса. И это не говорит о том, что ты ничего для меня не значишь. Просто, я всерьез задумался о том, что мог бы отпустить тебя, — я не понимаю, блефует он или нет. Играет, или это его настоящие умозаключения и выводы?! — Естественно, окружив надежной охраной до конца твоих дней.
А что, если он раскусил меня и пытается так «нативно» купить мою сторону?
Господи, как же все сложно.
— Значит, женщина — лишь ресурс