Валентина Мельникова - Мой ласковый и нежный мент

– Денис Максимович, – вкрадчиво и тягуче, как ириска, прозвучал за его спиной голос Антонины, – а вы-то намерены участвовать в бал-маскараде?

– В каком еще бал-маскараде? – удивился Барсуков и даже сдвинул шапку на затылок. – В первый раз слышу, что я должен в нем участвовать. Это что ж, на Новый год затевается?

– Это вы правильно догадались, Денис Максимович, что на Новый год и что должны вы в нем участвовать! Какой костюм будете шить? Хотелось бы что-то такое, интересненькое! А то у бывших до вас начальников фантазии почему-то хватало только на Кота в сапогах или на Бармалея.

– Специфика профессии сказывается, – засмеялся Барсуков. – Всю жизнь в сапогах, с соответствующим выражением на физиономии. Не Винни-Пуха же изображать!

– На Винни-Пуха у нас больше господин Надымов смахивает, а еще на Карлсона, который живет на крыше, – сердито произнесла Людмила. – Только в камере этот Карлсон смотрелся бы гораздо лучше.

– Оставь ты, наконец, Надымова в покое! – рассердилась в свою очередь Антонина. – Не хватало еще перед сном о нем говорить! Не дай бог, приснится! – Она опять обратилась к Барсукову:

– Я так и не поняла, вы собираетесь участвовать в маскараде?

– Антонина Сергеевна, – взмолился Барсуков, – о чем вы говорите? Какой костюм, какой маскарад?

У меня перед Новым годом дел выше крыши, а вы заставляете меня с иголкой по вечерам сидеть! Да из меня портной, как из козы барабанщик!

– Не хотите – и не надо! – Тонька пожала плечами. – Только я одного не понимаю: разве нельзя на один вечер забыть о вашей треклятой работе? В новогоднюю ночь все пьют шампанское, веселятся, танцуют, даже самые отъявленные жулики и самые трудолюбивые милиционеры.

– Ox, Антонина Сергеевна, Антонина Сергеевна! – вздохнул Барсуков. – Вашими бы устами да мед пить! Только жизнь такая вредная штука, что не все получается, как нам бы хотелось! Как раз на Новый год приходится много квартирных и прочих краж. Преступники очень ловко вычисляют пустые квартиры – по темным окнам.

– Хорошо, вы меня убедили. – Антонина с досадой махнула рукой. – Но хотя бы на часок заглянете, старый год проводить, Новый – встретить?

– А это обязательно! И, возможно, даже не на часок, а чуть больше. Только не заставляйте меня влезать в какой-нибудь маскарадный костюм!

– Ладно, по рукам! – улыбнулась Антонина и подмигнула Людмиле. – Сделаем на этот раз исключение. Но при условии, что потом проводите Людмилу Алексеевну домой. А то дорога дальняя, вдруг заблудится…

– Антонина, – рассердилась Людмила, – что за глупые шутки? При чем тут Денис Максимович? Ты ведь прекрасно знаешь, что приезжает Вадим и на бал-маскарад я не пойду!

– Этот твой Вадим уже который год только языком тренькает, – недовольно прошипела Антонина и произнесла уже более громко; – Не выдумывай: приедет, не приедет, это его личное дело, а твое дело – готовиться к Новому году. А то смотри, прогуляться лунной ночью да еще рядом с интересным мужчиной много желающих найдется, правда, Денис Максимович?

Людмила сверкнула на подругу глазами и подозрительно вежливо справилась:

– Ты имеешь в виду, что намечается еще целый взвод желающих, чтобы их проводил до дома лично товарищ подполковник? Так вот учти, Тонечка, я сама решаю, кого выбрать в провожатые. – И совсем уж насмешливо добавила:

– Не хватало мне, чтобы меня милиция через все село сопровождала, пусть лучше своими непосредственными делами занимаются, больше пользы будет!

Барсуков резко повернулся к ним, смерил Людмилу откровенно яростным взглядом и столь же резко, не вымолвив ни слова, отвернулся. Антонина тихо, одними губами произнесла что-то нецензурное и поднесла кулак к носу подруги. Но та оттолкнула ее руку и, откинувшись головой на спинку сиденья, закрыла глаза. Так было легче держать себя в руках, а ей очень хотелось выругать Тоньку последними словами. Хлебом не корми, дай все испортить! Как ей теперь смотреть в глаза Барсукову после откровенных Тонькиных высказываний?

Антонина в ответ на многозначительный взгляд Сергея в автомобильное зеркальце лишь огорченно покачала головой и опять что-то прошептала одними губами. Кавалерийская атака с треском провалилась, но она не теряла присутствия духа. Приучить двух упрямцев к мысли, что им не прожить друг без друга, становилось для нее делом чести. И отказываться от задуманного она не собиралась.

… А укатанная колесами автомобилей дорога по-прежнему резво бежала им навстречу, пока огни Вознесенского не заполнили весь горизонт.

Глава 22

За горами тихо угасала вечерняя заря. Красное полотно на западе потускнело, сделалось темно-малиновым, а высокое просторное небо над хребтом за какие-то полчаса превратилось из голубого в зеленое, потом в иссиня-темное. И на этом темном фоне, словно на негативе, проявились белые вершины, отливающие серебром в свете восходящей луны. Наступила ночь.

Все вдруг увиделось по-иному: загадочно и дико.

От одного взгляда на недоступные, равнодушные вершины, над которыми сгустилось черное небо, становилось холодно и жутковато.

Людмила зябко поежилась и вернулась в дом.

Славка с приятелями ушли в лыжный поход и Новый год будут встречать в таежной избушке. До праздника оставалось два дня, но обычное для этой поры приятное волнение оставило девушку сегодня утром, когда она попрощалась с делегацией американских экологов и с женихом, который, вопреки обещаниям, в очередной раз подтвердил опасения Антонины. Он не смог оставить без внимания Лайзу Коушелл и ее коллег, отправившихся с визитом в соседнюю республику. Американцы выразили сильнейшее желание, чтобы в этой поездке их сопровождал именно Вадим Павлович Шатунов – таким уж он показался им милым, обходительным и знающим свое дело.

Американцы пробыли в Вознесенском три дня, и Людмиле лишь дважды удалось поговорить с Вадимом один на один. Ночевать в ее доме он наотрез отказался, объясняя это тем, что вечерами американцы особенно нуждаются в нем. Переводчица, прибывшая с делегацией, не справляется с потоком документов по заповеднику. И если бы не его, Вадима, помощь, бедная Лайза не спала бы все ночи напролет.

Толстая, краснощекая Лайза совсем не походила на девицу, чрезмерно утомленную ночными бдениями над бумагами. Она громко хохотала по каждому поводу и столь же громко ругалась, когда кто-то из членов делегации опаздывал к завтраку или ужину. В остальное время она была очень даже дружелюбной и приветливой особой и могла бы понравиться Людмиле, если бы не одно обстоятельство: она ни на секунду не отпускала Вадима от себя. И он, похоже, этим нисколько не тяготился и был весьма рад столь явному вниманию со стороны Almighty Lizy[1], как без особого стеснения именовала она саму себя.