Энни Соломон - Затемнение

Марго уперла дуло ему в спину.

— Положите оружие, мистер Коннелли. — Он замер как вкопанный. — Нет, не поворачивайтесь. Просто стойте, где стоите. — Она отобрала у него пистолет.

— Приятно снова видеть тебя, Марго, — произнес Коннелли.

— Готова поспорить, что только не в живых.

Глава 58

Марго вытащила наручники Джейка и приковала Коннелли к кровати, больно сведя ему за спиной руки.

— Мы можем… поговорить, — предложил он так хладнокровно, словно речь шла о том, чтобы расплатиться чеком в баре.

— Не сомневайтесь, мы о многом поговорим до того, как пройдет ночь.

Компьютер Марго снова был установлен, и теперь она набрала несколько команд. Коннелли наблюдал с бесстрастным лицом, как на мониторе проигрывается сцена: он в упор без причины стреляет в федерального агента.

Запись кончилась. В комнате повисла тишина.

— Что вы хотите? — наконец спросил Коннелли.

— Я все сохранила на диск. Вы рассказываете мне о Фрэнке Темпле, а я позабочусь, чтобы никто не увидел эту запись.

— Что именно, по-вашему, я знаю?

— Кто убил его.

Он скривил рот в понимающей усмешке.

— Я думал, вы.

— Тогда почему я не могу вспомнить?

— У вас нервное расстройство.

Страх внутри поднял флажок. Что, если он прав?

Марго открыла ящик стола и вытащила сотовый телефон, припрятанный заранее.

— У меня тут на быстром наборе детектив Брустер. Вы с ним встречались? Он работает по делу об убийстве Темпла. Я уверена, ему понравится приобщить вас и ваши маленькие убийственные шалости к делу.

Она нажала на кнопку.

— Погодите.

Марго посмотрела на пленника. Он чуть кивнул, давая согласие. Она отложила телефон.

— Итак… — Она скрестила руки и стала сверлить его жестким взглядом. — Вы знаете, кто убил Фрэнка?

— Да.

Марго ждала. Момент тянулся бесконечно, приближался конец ее ужаса. Но когда Коннелли заговорил, то только спросил:

— Вы в курсе, как долго работали на меня?

— Какое это имеет отношение…

— Шесть лет, — продолжил Коннелли. — Хотя до этого были у Фрэнка.

Она подумала о фотографии. Она обнимает Фрэнка за шею. Марго напряглась.

— Что вы имеете в виду «у Фрэнка»?

— Его маленькая протеже. — Легкий оттенок подчеркнутого презрения выделил последнее слово. — Его маленькая миссия спасения.

— Спасения от чего?

— От бесцельной жизни.

Марго недоуменно уставилась на Коннелли, который бесстрастно продолжил:

— Его стандартный метод вербовки. Он подбирал молодых людей на распутье. Людей умелых, но без цели. Беспокойных. Без корней. Может, с остатками идеализма. У кого, например, почти неразрывная связь с армией.

— Людей вроде… меня.

— Он вытащил вас из ниоткуда, воспитал, тренировал и наставил на путь по своему выбору.

— У меня нет армейских записей.

— Небольшая подгонка, которую мы провернули, когда вы пришли работать к нам. Вас вычистили — записи стерли — поэтому нет следов вашей предыдущей жизни.

Марго вперила в рассказчика пристальный взгляд, но он не вздрогнул, его объяснение имело смысл.

— Если мы с Фрэнком так близки, почему я работала на вас?

Коннелли пожал плечами.

— Как-то у нас было задание, требовался специалист по острому оружию. В этом деле вы лучшая. Вы всегда готовы были убивать. Фрэнк согласился вас одолжить.

Специалист по острому оружию.

Готовы были убивать.

Марго ощутила пустоту, слова эхом отдавались глубоко внутри, подтверждая то, что она уже знала о себе, но чего боялась.

— И я не вернулась?

— Некоторым людям нравится носить маску. Повод держаться на расстоянии.

Ужас внутри рос.

— Летуны, вы имеете в виду. Одиночки.

Без корней. Слово срикошетило в голове.

— Что-то вроде. Я ведь не психиатр. Вы остались. Вот все, что мне известно.

Марго мрачно смотрела на него.

— И почему я должна вам верить?

— Мне все равно, верите вы мне или нет.

Слова звучали с совершенным спокойствием и уверенностью. Отсутствие эмоций в глазах за очками — ни сожалений, ни триумфа — производило тревожное впечатление.

Марго заговорила резким тоном.

— Какое это имеет отношение к убийству Темпла?

— Он умер, потому что защищал вас.

— Защищал меня от чего?

— От вашей собственной глупости.

После такого прямого ответа на мгновение воцарилось молчание. Потом Коннелли продолжил:

— Я не лгал, когда сказал, что у вас был нервный срыв. Испанский провал имел… тяжелые последствия. Потеряли двух агентов, заложники убиты. Когда вы вернулись, вас трясло до мозга костей. Вы угрожали разоблачением. — Он сменил позу, поморщившись от боли, которую причиняли наручники. — Я не мог этого позволить.

— Разоблачением?

— Ларри Кинг, «Мит де Пресс», «Вашингтон Пост». Мы живем и умираем за наши секреты, а вы хотели рассказать все СМИ. Разразился бы скандал.

Что-то щелкнуло в голове, и она увидела, как громоздит курган из газет. Боже, так вот почему она была так одержима прессой! Не потому что искала какую-то информацию, а потому что хотела сама поведать историю.

Марго повернулась к Коннелли, голос ее напрягся и посуровел.

— Вы не хотели, чтобы я поведала миру, как вы отдали приказ убить двенадцатилетнего мальчика?

— В этой войне нет невинных.

— Куча старого дерьма. Вы отдали незаконный приказ и знаете это.

— Да, я уже обсуждал это прежде. С вами, с Фрэнком. Он клялся, что убедит вас молчать, но я верю фактам, а не обещаниям. Скандал стал бы роковым для департамента и агентства. Для страны.

— Для вас.

— Да, и для меня в том числе. Совершенно, совершенно роковым. Какие бы я не питал надежды на то, чтобы управлять агентством или занять политическую должность, они рассыпались бы. Если бы история выплыла, скандал бы разразился почище Абу-Грейб. Там пытали взрослых заключенных. Здесь же…

— … ребенок.

— Именно. Я чувствовал, что мой долг удостовериться, что вы не расскажете ничего СМИ.

— Убив Фрэнка?

— Убив вас, дорогуша.

Слова повисли в воздухе. Еще одно воспоминание всплыло в голове. Счастье на ее лице, когда она обнимала Фрэнка. Своего друга. На нее нахлынула волна грусти.

Марго гневно спросила:

— Тогда почему вы не держали Фрэнка в стороне от этого?

— Он испытывал к вам… нежность. Эмоции могли погубить дело. Фрэнк не сумел заставить себя сделать трудный шаг. У него была долгая карьера и много личной власти. Он мог бы остановить меня, а я не мог этого позволить.