Елена Аверьянова - Бабочка на огонь

— Кто этот Цукерман? — спросил в тишине и спокойной обстановке, располагающей к размышлению о судьбах народа, Матвей Исаевич.

— Бомж, — ответил Раскольников честно.

— Антисоциальный элемент. Не густо, — сказал, отодвинув папку с материалами дела.

— Копать не дают. Боится чего-то начальство, — как можно невыразительнее, буднично «объяснил» Раскольников. — Потому к вам и пришел, что выше идти некуда. Где ж невиновному человеку правду найти, как не здесь?

Лесть не проняла прокурора до слез, но что-то в душе задела.

— Через два дня вы получите официальный ответ, — сказал он и «забыл» о Раскольникове.

Следующий посетитель ждал за дверями справедливого решения.

Раскольников вышел. Главный по грехам народа Матвей Исаевич позвонил в МУР, спросил у кого положено, что у них есть на Злату Басманову.

— Ничего особенного, — с почтением ответили ему. — Только история о пропавшем водителе белой «девятки», с которым Злате Басмановой приписывают легкий непродолжительный роман. «Девятка» найдена в соседней области.

— А город Любимск там есть?

— Есть. Небольшой городишко.

— Ясно-понятно. Тогда я вам дело подброшу. Работайте скоро и споро, — дал напутствие прокурор главному по МУРу, — и на чины не взирайте. Мне нужен ответ. Да или нет. Зовите следующего, — переключился он со стихов на секретаршу.

О Раскольникове Матвей Исаевич хотел забыть на два дня, положенных на написание и пересылку официального ответа о том, что дело Масловой требует тщательного доследования и отныне должно вестись любимским следователем Раскольниковым совместно с работниками МУРа, а дело об убийстве Артема Басманова также требует пересмотра. Да не получилось забыть, потому что вспомнил прокурор Василия Сергеевича, посчитал своим долгом поставить в известность хорошего знакомого и хорошего режиссера о том, что с убийством Артема Басманова не так-то все просто.

В этот же день поздно вечером позвонил прокурор режиссеру.

— Ничего не хочешь мне сказать? Поделиться мыслями? — спросил Матвей Исаевич онемевшего от прокурорского сообщения Василия Сергеевича и представил, что тот уж спать ложился или чай с малиновым вареньем, Лизаветой сваренным, пил, прихлюпывая и беседуя об искусстве, а тут он, прокурор, позвонил, ошарашил неприятной новостью.

— Ну, спи, — не услышав вразумительного ответа, сказал Матвей Исаевич Басманову-Маковскому, хотя был уверен, что режиссер теперь всю ночь не заснет.

— Я тут не спал всю ночь. Целую ночь думал. Можно приехать, дать показания? — наутро — чуть свет, а он уж на ногах — позвонил теперь уже Василий Сергеевич Матвею Исаевичу.

— Знаешь что? — посоветовал прокурор режиссеру. — Этим делом хорошая муровская бригада занимается. Поезжай к ним, пойди к генералу, он тебя за руку отведет к следователю. Все под моим личным контролем, поэтому ты ничего не бойся. Лучше сказать все, что знаешь. Ну, да не мне тебя учить. Ты — человек порядочный, честный, я знаю.

Василий Сергеевич рукой подтер под носом, положил трубку, уставился в пол — стал в него смотреть. В пол смотрел, а видел другое, вчерашнее.

Целый день накануне звонка прокурора он посвятил Грише. С утра сходил с Гришей в Третьяковскую галерею смотреть картину Васнецова «Богатыри», рассказал, что знал о картине. Кажется, Грише понравилось глядеть на коней и сказочных воинов. Потом дядя и племянник пообедали в детском кафе — там Гриша познакомился с кудрявой рыжей девчонкой. Кажется, она ему тоже, как и картина, понравилась. После обеда Басманов-Маковский повез Гришу к хорошим знакомым, владельцам небольшой лошадиной фермы. Под руководством тренера счастливый мальчишка сел на коня, как богатырь, и, представляя себя самым главным — бородатым Ильей Муромцем, долго катался, пока не отбил попу. Потом он кормил лошадей, купался с сыном хозяев в бассейне. Ближе к вечеру Василий Сергеевич купил Грише кучу игрушек — детский меч, спортивную «грушу» и паровоз на железной дороге. Гриша стал окончательно счастлив и, верно, чтобы отблагодарить дядю, отдал ему спрятанную в своих вещах дискету, которую он у Златы стащил из коричневой сумки.

— А ты знаешь, что воровать нехорошо? — спросил по-отечески дядя племянника.

Гриша скорчил виноватую рожицу и, забыв о дискете, убежал спать и мечтать о следующем выходном, в который дядя Вася обещал свозить его в Санкт-Петербург, на крейсер «Аврору».

В этот же час прокурор позвонил режиссеру. Басманов-Маковский и думать не стал о последствиях — все, что ему известно темного о Злате — дочери Артема, — с ним и умрет. В расстроенных чувствах, что дело об убийстве брата по-новому открыли, Басманов-Маковский подсел к компьютеру, решил поиграть в какую-нибудь Гришину «игрушку» — так успокоиться. Дискета, украденная Гришей у Златы, попалась ему на глаза, и он ее посмотрел, прочитал.

И все в сей же час изменилось. Все стало так ясно и просто, и главное — так понятно, что ему надо сделать. Одна только мысль удивляла его — как Артем мог знать это и молчать, скрывать от своего родного брата?

— Вот он о чем хотел поговорить со мной перед смертью. Вот за что его «дочь» убила.

Он произнес слово «дочь» именно с такой интонацией, что если б кто слышал ее, то непременно бы понял, что слово взято в кавычки. Как не совсем то, что оно означает.

«Прощай, Злата», — вот какой был оттенок у интонации.

А наутро они все проснулись — Басманов-Маковский, прокурор, Злата, Катюша Маслова, Родион Раскольников. И каждый хотел жить долго и счастливо, но не всякому это оказалось по силам. Если бы Злата снимала фильм о последнем в своей жизни дне, она начала бы его с разных кадров, объединенных одной, нехитрой музыкой.

Вот она проснулась в поселке, в доме, включила «Радио России», посмотрела в окно на полное отсутствие солнца.

Вот ее дядя — Басманов-Маковский, завтракая через силу — ради Лизоньки, — посмотрел на серое небо и услышал, как запело «Радио России».

В эту же минуту и грозный прокурор Матвей Исаевич, уже на работе, за своим рабочим столом, включил на минутку, чтобы послушать новости «Радио России». В больнице, сидя у кровати подследственной, Раскольников, чтобы развлечь бледнолицую от недостатка кислорода, немного похудевшую, вялую Катюшу, тихонько включил кнопку радио.

«Позови меня тихо по имени», — медленно, словно разговаривал с ними, запел певец, чем-то внешне похожий на подполковника.

Злата пригорюнилась у себя в доме.

Катюша слабо улыбнулась. Раскольников смотрел на нее, молчал.

Басманов-Маковский погладил руку Лизоньки, сжал в своей, подержал, уткнулся в «дружественный союз» лбом.