Вирджиния Браун - Изумрудные ночи

— Совершенно верно, — кивнул он, наблюдая за тем, как Бетани укладывается в палатке и натягивает на себя одеяло. — Мы оба хотели бы очутиться под твоим одеялом.

Внутри у Бетани все заныло. Она увидела его торящие от страсти глаза и поняла, что ничего не изменилось. Почему она надеялась, что ей удастся забыть Трейса? Забыть его хрипловатый голос и нежные руки? Чувствуя, что ее силы на исходе, Бетани молчала.

Воспользовавшись этим, Трейс взял ее руку и принялся согревать ледяные пальцы в своих ладонях. Она промерзла до костей, ее губы все еще были синюшного оттенка.

— Как ты посмел! — вдруг выпалила она.

— Что посмел?

— Посмел сказать, что хочешь очутиться под моим одеялом?

— Но это правда. — Трейс увидел, что ее щеки начали заливаться румянцем. — Более того, — добавил он, — ты сама хочешь этого. И не смей отрицать!

— Лучше я буду спать со змеей!

— Это легко можно устроить.

Бетани больше не владела собой. Она действительно хотела Трейса, но он не имел права так уверенно говорить об этом! С ее губ сорвалось ругательство, когда-то услышанное от него самого. Трейс спокойно выслушал ее и заметил:

— Не употребляй выражения, которые не можешь произнести правильно.

Она хотела дать ему пощечину, но он ожидал этого и, схватив Бетани в охапку, навалился на нее всей своей тяжестью. Запутавшись в одеяле и ночной рубашке, она не смогла выскользнуть из-под него. Некоторое время она еще пыталась оказать какое-то сопротивление, но все было напрасно.

— Слезь с меня, пожалуйста, — задыхаясь, взмолилась Бетани. — Ты очень тяжелый.

— Обещай вести себя хорошо.

— Обещаю, — слишком поспешно откликнулась она.

— Я тебе не верю.

Бетани вопросительно посмотрела на него:

— Ты лучше относишься к змее, чем ко мне.

— У змеи характер намного покладистей.

Шутливое настроение Трейса бесило Бетани. Почему он ведет себя так, словно ничего не произошло? Разве не он бросил ее отца умирать? Как он смеет надеяться, что она упадет в его объятия, как только он признается ей, что хочет ее? Это было ужасно!

Мучаясь от собственной беспомощности, Бетани принялась выкрикивать все ругательства, которые приходили ей в голову:

— Ублюдок! Бандит! Сын бандита! Убийца! — Улыбка исчезла с лица Трейса, губы вытянулись в тонкую линию.

— Я не должен был откровенничать с тобой. Женщины не умеют сражаться честно. Но я думал, к тебе это не относится.

Бетани уже открыла рот, чтобы сказать, что не хотела оскорблять его, что раскаивается, но не успела произнести ни звука.

Трейс впился губами в ее рот. Это было настоящее насилие. Он терзал ее губы до тех пор, пока она не застонала. Тогда он схватил ее руки и, заведя их за голову, прижал своей широкой ладонью. Впервые он испугал ее по-настоящему, и она действительно хотела бы сбежать от него. Бетани пыталась позвать на помощь, но Трейс губами заглушал любой вырывающийся у нее звук, а его язык яростно вращался у нее во рту.

Свободной рукой он задрал на ней рубашку и принялся жадно ощупывать ее тело. У Бетани кружилась голова, она почти ничего не видела и не слышала, только чувствовала, как ее тело начинает гореть, словно в огне.

Поняв, что она не закричит, Трейс отпустил ее губы, приподнялся и снял с нее рубашку. Он собирался доказать ей, что она тоже хочет его, но не хотел брать ее силой. Ему было нужно, чтобы она сама умоляла его утолить ее жажду!

Трейс начал ласкать ее соски, пока они не затвердели. Бетани тихо стонала от поднимающегося в ней желания, но все еще пыталась оттолкнуть Трейса.

— Прошу тебя! Трейс, не надо!

Когда его губы коснулись ее груди, Бетани поняла, что тело предает ее. Но каким-то краешком сознания она понимала, что это все-таки было лучше, чем пустота, царившая в ее сердце. Исход поединка был очевиден, однако Бетани решила не сдаваться без борьбы и показать Трейсу, что он должен уважать ее, а не видеть в ней только инструмент для удовлетворения страсти.

Она сжала губы, когда он снова попытался поцеловать ее. Тогда Трейс принялся пальцами ласкать ее щеки и подбородок, словно вымаливая поцелуй. Выбрав удобный момент, Бетани вцепилась зубами в его большой палец.

Тихо шепча ругательства, он попытался высвободиться, но ее зубы вошли в его плоть еще глубже. Тогда другой рукой он нажал на ее челюсти, и Бетани пришлось отпустить его палец. Однако она тут же воспользовалась тем, что ее руки освободились, и вцепилась ему в волосы. Постанывая от боли, Трейс с большим трудом отодрал ее цепкие пальцы от своей головы.

Наконец он сумел прижать ее так, что она не могла пошевелиться. Бетани увидела темный огонь его глаз и поняла, что дальше сопротивляться бессмысленно.

Она закрыла глаза и приоткрыла губы, маня его к себе. Трейс воспользовался приглашением и долго целовал ее, срывая возгласы наслаждения с ее губ. Его руки побывали всюду, доведя ее до изнеможения. Но упрямство и остатки гордости не позволили ей ответить ему, когда он простонал:

— Бетани, скажи, скажи, что хочешь меня! — Она не сказала ничего, но это уже было не важно, потому что за нее говорило ее тело. Ее бедра раздвинулись, ноги обвились вокруг талии Трейса. Он вошел в нее мягким толчком, и они задвигались в унисон, доводя друг друга до экстаза.

Глава 24

Бетани проснулась первой. Она увидела полоску серого света, проникающую под брезент, и поняла, что уже рассвело. Повернувшись на бок, она посмотрела на Трейса. В ее душе не было ни капли сожаления о том, что случилось ночью.

Трейс открыл глаза и невольно залюбовался лицом Бетани. Снаружи доносились голоса носильщиков и солдат, звон посуды и беспорядочные шаги.

— Они поймут, что ты… что ты был со мной, — прошептала Бетани.

— Да. Тебя это беспокоит?

— Немного, — призналась она. — Даже не то, что они узнают об этом, а то, что они будут говорить. — Трейс с удовольствием потянулся и сказал:

— Ни один из них не совершит такой глупости. — Бетани вспомнила, как Трейс приставил нож к горлу Броуди, и поняла, что ей нечего опасаться пересудов.

Гораздо больше нужно было опасаться самого Трейса и того, как он действовал на нее. Стоило ему прикоснуться к ней, как ее тело тут же воспламенялось от желания. Почему это происходило? Трейс Тейлор, несомненно, был виновен в смерти ее отца. Он бросил Горацио Брейсфилда умирать на дне ущелья! Более того, он еще ожидал услышать от нее слова благодарности, когда позже принес тело отца. Бетани помнила все до мельчайших деталей и не могла простить Трейса. Даже увещевания Спенсера Бентуорта, убеждавшего ее, что было сделано все возможное, не повлияли на нее. Отец был мертв, а она так и не успела извиниться перед ним за то, что обвинила его в равнодушии.