Ольга Свириденкова - Ведьмины цветы

– Тьфу ты, господи! – пробормотал он, проводя ладонью по взмокшему лицу. – И приснится же этакая дрянь!

Рядом снова послышалось недовольное ворчание. Повернув голову, Алексей увидел на соседней подушке лицо Анастасии. Пробормотав во сне что-то неразборчивое, она перевернулась на другой бок и снова мирно засопела. Тогда Алексей осторожно откинул одеяло и встал с кровати.

Августовское утро было великолепным. Над гладью Финского залива стелился серебристый туман. Из его дымки выступали верхушки кустарника, живописно разбросанного вдоль пологого берега. Огромный газон перед коттеджем переливался радужными капельками росы. Посмотрев на высокие стрельчатые окна спальни (дача была выстроена в новомодном готическом стиле), Алексей представил себя средневековым рыцарем из замка. «Хорош рыцарь, – внезапно мелькнуло у него в голове. – Не сумел защитить свою даму от злодея».

И сразу очарование чудесного утра исчезло. На смену романтическим мечтаниям пришли привычные невеселые мысли. О Лизе, об их размолвке, о неизвестных злоумышленниках, которых он, к своему огромному стыду, так и не сумел наказать. И об этом странном, зловещем сне.

Прошел целый месяц с того дня, как он оставил жену на попеченье тетушки и уехал в Петергоф. Скоро двор – а вместе с ним и кавалергардский полк – вернется в город. А он так и не научился думать о Лизе спокойно, как о чужом человеке. Воспоминание о ее предательстве до сих пор причиняло ему мучительную боль. Мысль о том, что у них уже никогда не будет прежних теплых и доверительных отношений, была невыносима. Вдобавок ко всем этим терзаниям примешивались непонятные угрызения совести. Будто это не Лиза была перед ним виновата, а он перед ней.

Эти уколы совести отравляли ему все петергофские удовольствия. Даже ночные часы с пылкой красавицей Анастасией не доставляли ему прежней радости. Хуже того, любовница постоянно его чем-то раздражала. И это порядком тревожило его, потому что Анастасия вовсе не изменилась в худшую сторону – она осталась такой же, какой была всегда. Зато… зато изменился он сам.

– Но этот сон, – задумчиво пробормотал он. – Откуда он взялся? Я же никогда не думал о том, что Глебов мог каким-то чудным образом остаться в живых. Это все Лизины фантазии.

«Я всегда жестоко мщу своим врагам. Даже если для этого приходится встать из могилы»… – вспомнились ему слова Глебова из сна.

Алексею вдруг стало зябко, будто на него и впрямь повеяло могильным холодом. Почему, почему Глебов сказал ему во сне это? Ведь ничего такого перед смертью он не говорил. Впрочем, он был убит наповал и вообще ничего не успел сказать. Может, это всего лишь отражение собственных мыслей Алексея? Они оба враги Глебова: он, Алексей, потому, что убил, а Лиза – потому что вышла за убийцу жениха. Но месть… Каким образом Глебов мог ему отомстить? Ведь не сделался же он, и впрямь, вампиром!

«А что если первым мужчиной Лизы был вовсе не Андрей, а Глебов? – вдруг пришла ему на ум чудовищная догадка. – Да нет, вздор, – тут же возразил он себе. – Если бы это был он, зачем бы она запиралась? Впрочем, довольно об этом. От таких мыслей можно с ума сойти!»

Встряхнув головой, чтобы прогнать тягостное наваждение, Алексей бесшумно оделся. Потом вышел во двор, велел оседлать своего любимого жеребца Султана и выехал на дорогу. Миновав несколько дач, он оказался в парке Александрия, неподалеку от императорского дворца Коттеджа, или, как его еще называли, дачи Николая Первого. В этом дворце сейчас отдыхала царская семья. Тут же несли службу офицеры кавалергардского полка. Заступать на дежурство Алексею было еще рано, поэтому он решил немного покататься по парку.

Вскоре он встретился со своим сослуживцем, поручиком Стрешневым. Последнюю неделю Стрешнев провел в Петербурге и теперь возвращался в полк.

– Что нового в столице? – спросил Алексей.

– Да что там будет нового, – с усмешкой отвечал Стрешнев. – Все то же. Общества мало, поэтому премьер не дают, только старые, десять раз виденные спектакли да опостылевшие водевили. Одно хорошо: на балах просторно, никто не отдавливает ног. Да дамы стали любезнее, потому что мало кавалеров. А кавалеры теперь приглашают на мазурку даже дурнушек, потому что мало дам. Правда, одна интересная новость все же имеется.

– И что же это за новость?

Стрешнев взглянул на приятеля с хитрой улыбкой.

– В петербургском свете появилась новая очаровательница. Только что из деревни, свежа, как майская фиалка. И, вообрази: не успела появиться на своем первом балу, как сразу обзавелась кучей обожателей.

– Да ну? – Алексей с сомнением посмотрел на Стрешнева. – Неужели так хороша?

– Истинный крест! – заверил поручик. – Нет, не скажу, что красавица, но мила необычайно. И такая веселая, общительная… Такие остроумные мысли иногда высказывает, что хоть записывай. И представь: никакого жеманства, никакой притворной чувствительности… Словом, полная противоположность Анастасии Белозерской.

– Ну, уж это ты зря…

– А вот и не зря!

– Не верю, чтобы она была интересней Анастасии.

– И напрасно!

– Да кто ж она?!

– Жена твоя, – торжествующе пропел Стрешнев. И залился веселым смехом, довольный, что ему удалось так ловко подкузьмить приятеля и перефразировать строчку из «Евгения Онегина».

Алексей почувствовал, как в лицо ему бросилась кровь. Только огромным усилием воли он не выказал своих чувств: изумления, растерянности, досады. Лиза начала выезжать в свет. Как, без него? Без официального представления в качестве его жены? Да еще и завела себе поклонников, что казалось уж совсем невероятным. Да как она вообще решилась выезжать? Не побоялась, что ее плохо примут, что кто-то станет смеяться над ее провинциальными манерами… Невероятно!

– Да кто ж она?! Жена твоя! Да кто ж она?! Жена твоя! – снова и снова повторял со смехом Стрешнев. – Да уж, брат, вот как оно иной раз случается! Сидишь тут и не знаешь ничего. Так приедешь однажды на бал, увидишь хорошенькую незнакомку и спросишь: «Кто там, в малиновом берете, с послом испанским говорит»? Вот анекдот-то выйдет!

С трудом сдержав желание заехать по улыбающейся физиономии поручика, Алексей принял безразличный вид и небрежно произнес:

– Не понимаю, что ты находишь в этом удивительного. Ну, выезжает моя жена в свет, ну, появились у нее поклонники… Что же здесь странного? Не сидеть же ей, в самом деле, дома?

– Не знаю, может быть, оно, конечно, и так, – рассудительно заметил Стрешнев. – А только я бы на твоем месте не оставлял такую хорошенькую и бойкую женщину без присмотра.