Нора Робертс - Смертельная игра

— О битве из последней игры. — «Последней для Барта, — мысленно добавила Ева, — но не для меня». — Я не играла. Просто наблюдала. Изучала детали. — Она вздохнула, потерла лицо руками. — Если не смотришь, не видишь, то и не знаешь. Но все это было как-то дико, как бывает только во сне.

— А именно?

— Убитые, умирающие, все эти лица. Все эти люди, которых я не знала, пока они были живы.

Его глаза, такие синие в звездном свете, посмотрели на нее с пониманием.

— Твои убитые.

— Да. — Сердце у нее кольнуло от сострадания, отягощенного бессилием. — Мне им не помочь, не спасти. А их убийцы разгуливают на свободе, убивают снова и снова. Это просто бойня, — в ее голосе кипел, вырываясь наружу, гнев. — Мы сажаем их за решетку, но это ничего не меняет. Мы это знаем. Мы все это знаем. Всегда есть новые убийцы. И он тоже там был. Еще бы ему там не быть!

— Твой отец.

— Но теперь он всего лишь один из многих.

Но Ева все еще дрожала, хотя уже едва ощутимо, поэтому Рорк обнял ее, стараясь согреть.

— Я не вмешиваюсь. Я не играю. Я не с ними. Меня нет среди убитых или умирающих, нет среди убийц. Я просто наблюдатель.

— Именно у тебя так здорово получается их останавливать, — тихо проговорил Рорк. — Именно поэтому ты спасаешь тех, кого можно спасти.

И какая-то доля тяжести спала с ее сердца.

— Да, наверно, так и есть. Я смотрела, как сражался Барт. Я знала, что должно произойти, но мне приходилось смотреть, я боялась упустить какую-нибудь деталь. Надеялась заметить что-то новое. Но все происходит ровно так, как я это представляла. И потом Черный рыцарь, убийца, поворачивается ко мне. Смотрит на меня. Это просто сон, но я хватаюсь за оружие, потому что он несется на меня во весь опор. Я чувствую, как сотрясается земля и как холодит ветер. Но у меня против его меча только тот ножик, что я нашла давным-давно в том ужасном номере мотеля в Далласе.

Она опустила взгляд на свою ладонь, теперь уже пустую.

— Это все, что у меня есть, и в этот раз его точно будет мало. Меч опускается мне на голову, и это я тоже чувствую. Всего на мгновение, прежде чем просыпаюсь.

Она вздохнула.

— На меня иногда накатывает.

— Да, я знаю.

— Убийцы и жертвы. Они застревают у тебя в голове, и их оттуда не выкинуть никакими силами. — Теперь Ева обхватила его лицо ладонями. — Они и к тебе в голову залезут: ты же не можешь стоять в стороне, дать мне спокойно делать свою работу. Ты, как и я, не можешь быть просто наблюдателем. Я всегда включаюсь в игру, всегда — один из игроков. Теперь и ты тоже.

— Думаешь, я об этом жалею?

— Когда-нибудь можешь пожалеть. Я не стану тебя за это упрекать.

— Я знал, что ты коп, с той самой минуты, как впервые увидал тебя. И я знал, что ты все изменишь в моей жизни, хотя и не знал, как и почему. Я никогда не стану сожалеть ни о том первом моменте, ни обо всех, что были потом. — Рорк несильно потряс ее за плечи, и это утешило ее так же, как и его поцелуи. — Пойми, ты не одна в этой битве. И я с той самой первой минуты тоже. Я на твоей стороне.

— Когда-то я думала, что мне лучше быть одной. Что мне нужно быть одной. Может, так оно и было. Но теперь уже нет. — Ева коснулась губами его щеки, потом другой. — Больше уже никогда. — И она припала к его губам в теплом и нежном поцелуе.

То, что они дарили друг другу, отгородило их от всего остального мира, — прикосновение, вкус поцелуя, обещание близости.

Он обнял ее, прижал к себе крепко-крепко. «Он словно знал, — думала Ева, — знал, что ей нужно было, чтобы ее обняли, нужно было ощутить силу его рук, сомкнувшихся вокруг нее». После крови и жестокости сна его ладони, скользившие по ее коже, были такими нежными, такими невероятно нежными… Его губы, его неторопливые, ласковые поцелуи несли с собой покой, утешение и любовь.

Она знала, что страсть придет. У них страсть была всечасно тлеющим костром, готовым вот-вот вспыхнуть. Но в ту секунду он дарил ей то, что ей было нужно, что всегда мог ей подарить. Утешение.

Знала ли она, могла ли она хотя бы представить, что для него значили эти мгновения, когда она поворачивалась к нему, когда так раскрывалась ему навстречу? Это было проявлением абсолютного доверия.

Рорк никогда не переставал удивляться ее силе, ее бесстрашию, как и ее неотступной решимости защищать тех, кто уже не мог защитить себя сам. И в эти секунды, когда она, дрожа, позволяла своей уязвимости, своим сомнениям и страхам выйти на свет, он чувствовал, что обязан заботиться о ней. В эти мгновения он мог показать ей, что любит и ценит в ней не просто воина, но женщину, всю ее целиком. И темную, и светлую половины.

Нежно-нежно, словно боясь ее ранить, ласкал он ее кожу, разминал затекшие от дневной работы и от страшного сна мышцы. И когда она вздохнула, припал губами к ее груди.

Ее сердце. Оно билось ради него. Высвеченная голубоватым лунным светом, она двигалась ради него на фоне темно-синего ночного неба, поднимаясь, испуская еще один вздох, отдаваясь наслаждению. Отдаваясь. Отдавая.

Ее пальцы скользили в его волосах, спускались по спине и снова поднимались вверх, держась неспешного ритма даже тогда, когда дыхание ее участилось и вздох перешел в стон.

Погрузившись в это тихое наслаждение, она притянула его ближе к себе, еще ближе. Тело прижималось к телу, губы к губам. Его тело волновало ее — его вес, его очертания. Она вдохнула его запах, как воздух, и, открывшись, впустила его в себя.

Плавно, медленно и нежно двигались они, все ощущения проходили сквозь нее, словно она была прозрачной. В темноте она обхватила его лицо ладонями.

«Не всякое волшебство бывает иллюзией», — подумала Ева. Между ними родилось волшебство, и она чувствовала, как оно наполняет ее тело, разум, сердце, и светится внутри.

— Я люблю тебя, Рорк. Я так люблю тебя.

«Это волшебство», — подумала она, глядя, как его глаза наполняются светом.

— A ghra. Любовь моя, — ответил он, и этими словами заставил ее позабыть обо всем.

На следующее утро первый глоток кофе Ева сделала, думая лишь о том, как бы выжить. А сделав, расслабилась и вздохнула, словно испытала почти такое же удовольствие, как прошлой ночью в искусных руках Рорка.

«Что и говорить, — призналась она сама себе, отставив кружку с кофе, чтобы принять душ. — Он меня избаловал».

Ева уже представить себе не могла, как она раньше умудрялась каждое утро отрывать задницу от кровати и выходить на работу — до того как познакомилась с Рорком и с настоящим, без балды, кофе — черным, крепким, насыщенным. Или как она жила в своей квартире с этой жалкой плюющейся струйкой вместо душа, до того как познала, какое это чудо, просыпаться, подставив тело под включенные на полную мощность горячие струи мультидуша.