Валерий Жмак - Крестовый марьяж

Через минуту летчик вышел, так и не произнеся ни слова. Когда Анастасия вновь повернула голову, на журнале лежал первый весенний тюльпанчик, а из-под него выглядывала маленькая шоколадка. Рука ещё долго сохраняла теплоту его сердца…

Постепенно они становились друзьями. Они не могли не стать ими. Два одиноких и чувственных сердца слишком долго тянулись друг к другу.

Отношение Лихачева к Берестову складывалось несколько иначе. Впервые Максим обратил внимание на неразговорчивого летчика при весьма необычных обстоятельствах…

В большом зале клуба, начальником Политотдела было спешно организовано грандиозное собрание офицеров всех частей огромного гарнизона. На повестке стояло обсуждение и поддержка решения партии о вводе ограниченного контингента войск в Афганистан. Почти все тогда, в порыве патриотизма, накатали рапорта с просьбой направить в «горячую» точку. Замполиты остались довольны и с гордостью докладывали высокому руководству о проделанной «нелегкой» работе. Но, несколько человек защищать интересы СССР на южных рубежах отчего-то не торопились. Генерал-майор зачитал в конце «политического шоу» с десяток фамилий таких офицеров-перерожденцев. Среди названных отказников, встал и капитан Берестов. Волею случая, на соседнем кресле оказался капитан Лихачев. «Надо же… — подумал тогда Максим, удивляясь отсутствию единогласия, — неужели кто-то думает иначе или, может быть, трусит!?»

Начальник Политотдела, перед тем как предать анафеме непокорных, потребовал объяснений. Кто-то, ссылаясь на семейное положение, оправдывался: «Жена вот-вот должна родить…» Кто-то объяснял решение близостью пенсии. Один заявил: «Написать не успел, исправлюсь…» Приезжие чины отнеслись к подобному лепету снисходительно и, для острастки пожурив, удовлетворенно дозволили сесть. Лишь два офицера остались стоять, твердо признавшись: «не понимаем причин ввода войск…» Одним из двух был Берестов.

«Предатель, твою мать! — чуть не ляпнул тогда в сердцах Лихачев, — ещё и уселся рядом… Отщепенец!»

— Вы двое, — злорадно процедил генерал, глядя свирепым и острым как бритва взглядом на возмутителей спокойствия, будто стараясь срезать их и подровнять под устраивающий уровень сотен других голов, смирено внимавших каждому слову, — сейчас подойдете ко мне — разберемся… Остальные свободны.

Дома, с возмущением рассказывая Анастасии о затесавшихся в ряды единомышленников «диссидентах», Максим вдруг обнаружил странную, или скорее — агрессивную реакцию жены:

— А ты, чего ради, написал эту филькину грамоту? — спросила она с возмущением о рапорте, глядя прямо в глаза, — не от того ли, что оставалась абсолютная уверенность — всех не пошлют?!

— То есть как — чего ради!? Какая уверенность? — не понял Лихачев, подавший рапорт без всякой задней мысли.

— Можешь мне членораздельно объяснить, кого ты там собрался защищать?

— Ну… Раз приняли решение — ввести войска, значит…

— Ты все их решения готов выполнять таким образом — не задумываясь?..

Они долго и с ожесточением спорили, едва не разругавшись. Но после того дня в голове, как он потом объяснял: «щелкнул заветный тумблер»… Инженер всерьез начал размышлять о происходящем в стране и впервые позволил себе усомниться в непогрешимости партии. А более всего Максима, нимало озабоченного карьерным ростом, потрясли слова Насти, которая, работая в санчасти, всегда находилась в курсе многих гарнизонных новостей:

— Влад четвертый год летает командиром корабля, и его планировали на повышение. А теперь он рискует не только расстаться с летной работой, — из армии турнут в два счета…

Но, Берестов, как много раз заявлял его однокашник Лешка, родился не в одной рубашке, а ещё — в придачу, и в костюмчике. Чехарда сменяющих друг друга генсеков, нервозность руководства в Политотделе, неудачи в ходе Афганской кампании, выступления матерей погибших солдат — заставили власть смягчить отношение к инакомыслящим или, отчасти, совсем забыть о них. Командиром звена Владислав, стал чуть позже, но более крупные неприятности его в то время, слава Богу, миновали…

— Я что-то не узнаю тебя… — едва сдерживая раздражение, говорила Анастасия по дороге домой из клуба, — ты взрослая девушка и должна как-то объяснять свои поступки.

Александра, опустив голову и чуть надув губки, шла рядом, не желая разговаривать.

— Ну, тебе может и безразлично! Но пойми, наконец — нельзя так обращаться с людьми, которых ты абсолютно не знаешь! Я очень уважаю этого человека и дорожу его отношением ко мне. Как теперь прикажешь смотреть ему в глаза?

Девушка упорно продолжала молчать…

— Ладно… — не выдержала Настя и прибегла к крайней мере: — на правах старшей сестры я запрещу тебе появляться на танцах! Посидишь дома — меньше будет позора…

— Как это — запретишь? — испугалась младшая сестра, — я, кажется, действительно взрослый человек…

— Была бы взрослой — не вела бы себя, словно ребенок! А запрещу очень просто — подойду к патрулю, который торчит на входе весь вечер, и попрошу не пускать. Меня все знают, и не один офицер не откажет в такой ерундовой просьбе…

Сестра не на шутку завелась, впервые — несколько минут назад, увидев растерянность человека, который никогда бы не позволил себе обойтись с кем-то подобным же образом. Конечно же, её угроза — от начала и до конца являлась надуманной. Сашеньку она любила всем сердцем и никуда бы не пошла. Да и никакой патруль не осмелился бы воспрепятствовать проходу в клуб грациозной и привлекательной девушки. Подобную сценку смешно было даже представить… Но юное создание оставалось ещё столь наивным, что ни на миг не усомнилось в серьезности обещания старшей сестры.

— Хорошо, я объясню… — чуть не плача, прошептала она.

«Нет, тут что-то не то! — недоумевала Анастасия, беря Сашу под руку, — никогда не поверю, что Влад мог её обидеть, и на неё это совершенно непохоже!»

Войдя в свой подъезд, они медленно поднимались по лестнице пятиэтажного дома.

— Неделю назад я сама хотела его пригласить. Подошла, а он… — Александра остановилась на ступенях и закрыла лицо ладонями, — теперь его извинительные жесты ни к чему. Не нравлюсь — не надо…

«Господи… Какой же ты у меня на самом деле ребенок! — облегченно вздохнув, подумала Настя. — Как было бы замечательно, если бы тебе в жизни попался серьезный и честный человек. Любому другому будет так просто воспользоваться твоей беззащитной доверчивостью…»

Они поднялись до пятого этажа и стояли возле двери, но открывать её старшая сестра не спешила. Дома отдыхал после вахты Максим, а она должна была непременно объяснить несчастной Сашеньке всю нелепость сложившейся ситуации.