Фрида Митчелл - Отпущение грехов

Но у Ослушника Лавкрафта неожиданно возникли трудности. Трудности с собственным телом, слишком бурно реагировавшим на женщину, которая была его последним шансом. Либо он найдет Нортона, либо останется без работы…

Он с досадой вздохнул, поднялся к себе в квартиру и прошел в запасную спальню. Потом включил свет и пересек комнату, на окне которой стоял мощный телескоп. Не удосужившись сесть, Эндрю наклонился и набрал на клавиатуре компьютера несколько цифр. Находившийся рядом самопишущий прибор ожил. На его панели загорелись красные лампочки; ленты дрогнули и остановились, ожидая начала телефонного разговора.

Все было готово. Если Кристофер Нортон позвонит сестре, Эндрю будет знать об этом. Однако чутье говорило ему, что беглый агент не допустит такой беспечности. Это было не в стиле Нортона. Иначе он не смог бы почти три года скрываться от бывших коллег, которые лезли вон из кожи, пытаясь определить его местонахождение. В Бюро знали только одно: Нортон каким-то образом умудряется поддерживать связь с сестрой. Эндрю был обязан выяснить, как он это осуществляет. Лишь после этого дело сдвинется с мертвой точки.

Что ж, не пройдет и двух недель, как он будет знать о Нортоне все необходимое.

Лавкрафт задумчиво улыбнулся. Он не станет рассчитывать на новейшее электронное оборудование, которым битком набита запасная спальня. Нет, он решит задачу традиционным способом. Допросив сестру подозреваемого. С помощью метода, не описанного ни в одном учебнике по криминалистике.

Гейл привыкла ко всему. В том числе и к дежурствам, которые продолжались намного дольше предусмотренных расписанием двенадцати часов. Она научилась коротать время, засыпая при малейшей возможности и выпивая столько крепкого черного кофе, сколько мог вынести желудок.

За уик-эндом, проведенным в окружной больнице, последовали четырнадцать часов тяжелых родов, когда Салли Беркли производила на свет своего шестого ребенка. Гейл должна была чувствовать себя измученной, но практика в Далласе приучила ее ко всему. Как правило, в начале карьеры молодые врачи работают по нескольку суток подряд.

Каждый второй уик-энд она дежурила в приемном покое отделения неотложной помощи окружной больницы, но на этот раз смена оказалась двойной: пришлось заменить коллегу, ушедшего в отпуск. После этого ей осталось всего четыре часа до начала собственной смены. Более тяжелых сорока восьми часов не выпадало на ее долю со времен Далласа. Гейл собиралась спать до полудня, но все ее планы сорвал новый сосед со второго этажа.

Очень красивый и сексуальный новый сосед со второго этажа. С волнистыми черными волосами и глазами необычного сиреневого оттенка. Слабого мускусного запаха кожи которого хватило, чтобы дремавшие в ней женские инстинкты очнулись от спячки.

Но она не нуждалась в этом. И не хотела просыпаться.

Сначала Гейл пыталась объяснить свою физическую реакцию безумной усталостью. Вполне объяснимо, почему пристальный взгляд нового знакомого заставил ее испытать возбуждение. У нее был чрезвычайно трудный уик-энд; за последние шестьдесят часов ей едва удалось выкроить семь часов сна. Она устала как собака. Так чему удивляться, если при виде высокого, поразительно красивого незнакомца, попросившего разрешения воспользоваться ее телефоном, она ощутила приступ желания?

И все же удивляться было чему. Более острой физической тяги она не ощущала ни разу в жизни. Как ни старалась Гейл, она не могла припомнить, чтобы от прикосновения мужской ладони к бедру у нее начинало бурно колотиться сердце. Когда сосед протиснулся мимо нее на кухне, у Гейл чуть не подкосились ноги.

Сомневаться не приходилось: тренер Лавкрафт разбудил ее.

Увы, ни холодный душ, ни чашка дымящегося травяного чая с хрустящими гренками, смазанными ее любимым сливочным сыром с клубникой, не рассеяли подозрений Гейл в том, что ее трудности вызваны не недостатком сна, а недостатком секса.

Когда она остановила машину в тени огромного старого вяза, росшего позади клиники, часы показывали без пяти двенадцать. Гейл заперла свою старенькую «хонду-сивик», обогнула здание и пошла к парадному. Других пациентов, кроме Салли Беркли, у нее не было, да и ту она собиралась скоро выписать. Слава Богу, наконец-то у нее будет время заняться бумажной работой.

Она поднялась по деревянным ступеням старого викторианского особняка, в котором помещалась местная клиника. Медицинский кабинет, сначала занимавший только нижний этаж, был основан шестьдесят с лишним лет назад первым доктором Спенсером. Клиника существовала в течение трех поколений, но старый ворчун, с которым довелось работать Гейл, был последним представителем династии.

Она открыла дверь и вдохнула стерильный запах дезинфекции, к которому примешивался куда более неприятный запах ароматической свечи, горевшей на регистрационной стойке. Регистраторша Ширли только что достала из нижнего ящика стола объемистую полотняную сумку.

— Добрый день, Ширли. Есть какие-нибудь сообщения?

Ширли, одевавшаяся как двадцатидвухлетняя девушка (хотя и Гейл, и Айрин готовы были поклясться, что ей никак не меньше тридцати пяти), поставила сумку на стол, попыталась одернуть подол черной вязаной юбки, туго охватывавшей ее объемистый живот, и театрально вздохнула. В обязанности регистраторши входил прием сообщений и составление расписания. Ни на что другое эта пухлая маленькая блондинка была не способна. Гейл быстро поняла, что требовать от Ширли чего-то большего, чем ответа на телефонные звонки, не приходится. Это означало напрашиваться на неприятности. Если бы хозяйкой здесь была Гейл, Ширли Макар-тур давно канула бы в Лету и на ее месте сидел человек, который мог бы снять дополнительное бремя с плеч Айрин — дипломированной медсестры, которая работала с доком Спенсером уже двадцать пять лет. Однако последнее слово было не за Гейл. По каким-то загадочным причинам Ширли нравилась сварливому старому Спенсеру.

Как и девяноста восьми процентам мужского населения Оуквуда, с досадой подумала Гейл. Видимо, таланты Ширли просто не могли найти себе применения в клинике.

Еще два месяца, подумала Гейл. Она толком не знала, куда направит свои стопы по окончании контракта с правительством. Ясно одно: она примет предложение, которое поступит из большого города, где можно будет смешаться с толпой. Пока что Гейл выбирала между Нью-Йорком, Бостоном и весьма заманчивым предложением небольшой частной больницы в Майами, предусматривавшим возможность со временем стать ее совладелицей. Поскольку Гейл привыкла к побережью Атлантики, она решила, что предпочитает восток западу, и постепенно начала думать, что ей нравятся снежные зимы. Если так, то о Майами следует забыть. И все же Гейл не была уверена, что готова сделать окончательный выбор.