Марина Туровская - Зона Топь

Тетке Полине и высказанное уважение, и коммерческое предложение понравились.

Сговорились «соорудить» случку в ближайшие дни, то есть завтра, ближе к обеду.

Садясь в машину, я услышала перезвон телефона.

— Алло. — Одной рукой я взяла телефон, другой достала косметичку.

— Манька! — рявкнул в трубку голос брата. — Ты охренела? Ты почему не звонила? Я думал, ты телефон потеряла, так и… блин с ним, но почему не звонишь?

— Толя, милый, прости, отключила вечером телефон и забыла. — Засунув трубку в «гнездо» на передней панели, я красила глаза. — Так устала вечером, так устала. Сняла номер в гостинице, объелась вкуснейшим ужином и уснула.

— Объелась? — Толик помолчал. Он у меня ростом метр семьдесят два и столько же в плечах. Качает железо и очень следит за диетой, считая, что лучше переесть, чем недоесть. — Тогда понятно. Отобрала товар?

— Уже еду оплачивать. — Я подкрасила губы. — Подъезжаю к банку. Как самочувствие, как дела в магазине?

— Осталось два обогревателя и так, по мелочи.

— Не боись. — Я завела мотор и осторожно вырулила с платной стоянки. — Товар обещали загрузить сегодня же. Как там Кирилл и Данила?

— Мы все тут вкалываем… — Толик отвлекся. — Тот обогреватель мощнее и разница всего в пятьдесят рублей, идите оплачивайте, а то и его заберут… Алло, Маня! Мы все, мужики, тут, в магазине! Я, Кирилл, Даник и Ривз. В доме холодно. Ты подумала насчет домработницы?

— Конечно. — Я положила косметичку в бардачок. — Только об этом и думаю. Толик, из деревни к нам никакая работница не наездится, из дачного поселка никто не пойдет, там люди богатые. То есть нужно брать работницу на проживание. А если я с ней не уживусь?

— Ты ни с кем не уживешься, Машка. Ладно, работай.

Мне стало обидно… но, действительно, пора ехать в банк.

В банке я передала все нужные бумаги, подписала платежки. Перекинула деньги со своего счета на нужные счета.

Мне кажется, с такой работой может справиться любой старшеклассник, даже не интересно. Самый творческий раздел экономики заключается в составлении бизнес-плана. А вот поэзия, то есть высшее достижение творчества в экономике — это сочинение отчетов. Вот тут я самовыражаюсь по полной. Тут моя фантазия работает без ограничения.

Какой я испытываю кайф! Эти вычисления многоходовок, перекидывание денежек на дополнительные счета, подтасовка чеков и авансовых отчетов. О! Да! Особенно, когда удается нае… обмануть нечестных поставщиков и максимально минимизировать расходы. Про налоговую я не буду рассуждать. Святое не трогаем.

Уже в машине мне перезвонили поставщики с Митинского, подтвердили получение денег и обрадовали начавшейся отгрузкой. С чистой душой я отправилась в универмаг «Москва».

Первую покупку я сделала, как всегда, с трудом. Трясущейся рукой протянула кассирше кредитку, повлажневшим взглядом проследила за процессом снятия денег и получила коробку с сапогами на немыслимом каблуке, с шелковой ручной вышивкой на голенище и со стразами. Страшно смотреть, особенно на цену. Но положение обязывает, пора становиться состоятельной замужней дамой и заканчивать с имиджем уматывающейся на работе матери-одиночки.

Вторая покупка прошла легче — купила Толику длинное пальто. Ценник оставила, пусть братец чувствует заботу.

А дальше понеслось — нижнее белье себе; трусы брату и Даниле; розовый полушубок из мутона, отделанный песцом, понятное дело кому; перчатки лайковые на всю семью, включая маму и отчима Бориса Ивановича.

Пять мужских джемперов, два из которых — Кириллу. Себе десять пар колготок и три юбки. И так, еще по мелочи, тысяч на двадцать. Парфюм и золотой браслетик — себе, стельки от потных ног — братцу. Напоследок вспомнила о мужских носках. Тридцать пар всех расцветок.

То есть кассу универмагу я сделала и кредитку свела почти под «ноль».

Вон она, со стоянки выруливает, на серебристом «Лексусе».

Жора прислонился лбом к оконному стеклу.

Уехала возможность. Теперь придется по морозу тащиться домой, отсыпаться, а вечером опять прислуживать за столами. И так еще двадцать семь лет, до пенсии. Если раньше не выгонят.

Стекло леденило лоб.

Жора думал о своей ненависти к нищете. Самое главное, он ненавидит себя. У него нет денег, нет семьи и нет надежды изменить свою судьбу. Был, был шанс, а он его просрал.

И что теперь? Чего он ждет? Если хорошенько подумать… Неужели он не уговорит Машу дать ему возможность переговорить с Анной, а через нее узнать телефон Топи? Сможет!

Адрес Маши есть в гостинице, оформляли ее по паспорту. Бегом!

Но не все так быстро делается, как хочется. Администратор сдала все бумаги вчерашних постояльцев в бухгалтерию, а бухгалтерша прибудет только к обеду.

Хотелось сорваться с места немедленно. Но… он всю жизнь либо ничего не делал, чего-то ожидая, либо срывался с места не подумав.

Вот куда сейчас могла поехать Маша? Не домой, это точно, домой она могла и вчера доехать, не тратя времени и денег на ресторан. Значит, у нее дела в Москве. Ну, точно, вчера она говорила о банке. Значит, полдня времени у него есть.

…Три часа и двадцать две минуты Жора разгадывал кроссворды в холле гостиницы. Он встретил бухгалтершу с таким выражением счастья на лице, что замужняя, чуть перезрелая и абсолютно циничная дама решила все-таки осчастливить полудурка Жору интимной близостью. Может быть, даже на этой неделе.

Деньги бухгалтерша выдала без задержки. Адрес Маши Жора нарыл сам.

Поцеловав размякшую бухгалтершу, Жора быстро дошел до директора, наплел ему про заболевшую бабушку и помчался.

Он сбежал по лестнице, захватил дубленку и выскочил на улицу, забыв переменить лаковые туфли на зимние сапоги.

Его синяя «Мазда» согрелась довольно быстро, и он погнал машину на Ленинградскую трассу.

…В такси Луиджи сидел в полуметре от Ани, улыбался своим мыслям. Минут через десять такси въехало в тесный дворик.

Таксист, принимая деньги, сворачивал голову в сторону Ани и экспрессивно орал «белиссимо» и «меравигиосо».

Луиджи водителя не слушал, он взял Анну за руку и помог выйти из машины.

Студия оказалась просторным помещением на третьем этаже старого дома, со стеклянной крышей и белыми стенами.

Стоящие вдоль глухой стены высокие зеркала были с бархатными шторами, сейчас закинутыми на обратную сторону. На деревянных стеллажах, плотно друг к другу, как книги, корешками к посетителям, стояли десятки картин.

Анну Луиджи посадил на белый куб. Жестами показал снимание блузки и юбки. Анна раздевалась без ненужного жеманства. Взамен одежды Луиджи дал ей прозрачный шарф и закрепил его римской брошью на левом плече, оголив правую грудь.