Татьяна Исмайлова - Три дня на расплату

Нашли его через четыре дня. На похоронах народу было — тьма. Сам губернатор в почетном карауле у гроба постоял, гости высокие из Москвы приезжали.

Шерстков, это знали все, входил в десятку лучших фотомастеров России, за границей его творчество тоже было хорошо известно, фотоальбомов он выпустил не меньше десятка. В июне должна была состояться его большая персональная выставка в Государственной думе.

Все понимали, что погиб Мастер. Но также все знали, что на примере Шерсткова оспаривалось пушкинское «гений и злодейство — две вещи несовместные». Увы, совмещались в Андрее и гениальное мастерство, и зло. Был он высокомерным и циничным, «прогибался», когда выгода плыла в руки, людей не любил. Бог по ошибке вложил в него искру — это признавали все. Как и то, что божью искру он не потушил в себе: в самом рядовом на первый взгляд снимке непременно проступало нечто, что заставляло задуматься, восхититься, по-новому увидеть событие, острее почувствовать окружающий мир.

О Машке спохватились в день похорон, все шептались, почему не пришла она в Дом журналиста, где был выставлен гроб с Шерстковым.

Ольга Аристова, которая немного знала московскую фотомодель, после поминок пошла в дом, который снял для Машки Шерстков, и обнаружила, что Мария не была на похоронах, как потом Ольга говорила всем, «по вполне уважительной причине»: ее убили.

Она лежала в крови у лестницы, которая вела на второй этаж. Официально считалось, что смерть случилась от падения с лестницы и удара головой о батарею. Возможно, так оно и было, но даже повидавшие виды милиционеры удивлялись, с какой жестокостью кто-то расправился с женщиной: на ее теле не осталось живого места. Что поразило особенно: изуверы выжгли ей сигаретами крест на животе, сожжены были соски грудей.

Что пытались выпытать у Марии? Что искали в доме, где все было перевернуто вверх дном?

Ответ на эти вопросы Ольга хотела получить у генерала Сергеева, уговорив-таки его на интервью. Ждать больше не было смысла: через час с небольшим откроется выставка, и, даже если мощная фигура генерала сейчас вырастет на пороге, времени на беседу с ним практически не остается.

— Ну, а что чирикают эти гаврики? — спросила она Смелякова.

— Ничего нового. Водитель «Жигулей», похоже, ни при чем.

— Ой, ой, вот это не надо! — Ольга поморщилась. — Как же, ни при чем он! Значит, высадил мужиков из машины рядом с лесочком, выкурил пару сигарет, послушал музыку, а когда из леса вместо двух вышел всего один мужик — никаких, мол, вопросов, да?

— По его показаниям, в машине, когда подъезжали к этому месту, Ляхов обернулся к Андрею и, кивнув в сторону леса, пообещал, что на обратном пути покажет ему классное для съемки место.

— Эстет, твою мать! — со злостью вырвалось у Ольги.

— Потом проехали метров сто, Ляхов и говорит, мол, возвращаться будем в ночи, давай посмотрим это место сейчас. Андрей не возражал, взял камеру, оба скрылись в густой листве. Когда Ляхов вернулся один, то водителю сказал — так утверждает тот, — что Шерстков увлекся съемкой и на праздник в деревню ехать наотрез отказался. «Ну, и черт с ним! — якобы выругался Ляхов. — Придется искать другого фотографа». Вернулись в город, Ляхов расплатился с хозяином машины и ушел. Больше они не встречались.

— А почему же эта гнида не позвонил, не пришел, не сообщил? Ведь перед тем, как нашли Андрея, по телику и по радио обращения передавались трижды в день, в нашей газете прошли два объявления о том, что человек пропал.

— Говорит, почувствовал неладное и боялся. В общем, с подпиской о невыезде Родионова отпустили.

— А что Ляхов?

— Сначала врал, что его вообще не было в городе, мол, уезжал к сестре в деревню. А потом что-то явно его напугало. Аж трясся весь. Совсем сник, когда мы показали ему пленку с похорон. Еще два дня размышлял, потом решил признаться.

— Об этих «признаниях» я наслышана, Шурик. Это ж анекдот: поссорились, что-то там не поделили и прочее. И не надо убеждать меня, что эти два убийства не взаимосвязаны.

— Никто и не убеждает.

— Это ты не убеждаешь, а у меня другие сведения. Это ж надо придумать, что, мол, чуть ли не залетные воры, которых вроде как и не поймать теперь, побывали в доме Одинцовой. Вот уж богачку нашли эти «залетчики»! Слушай, а с мужем Машки вы уже беседовали?

— Конечно. Но, к сожалению, никаких наводок. К убийству Марии он никаким боком — знаешь, была ведь версия обманутого мужа и все такое прочее. Но Одинцов вернулся с Кавказа в Москву в июне, а Машку убили в мае. Проверили: из госпиталя не отлучался ни на день. В Москве Одинцов неделю искал жену по знакомым и родственникам. В редакции, там, где печатались ее портреты, ему почему-то не сразу сказали, что Мария почти год жила в нашем городе.

— Занятная семейка. Почти год друг о друге ничего не знали, хотя муж не в заграничной командировке был, а в воюющей Чечне. А почему он не уезжает в Москву?

— Говорит, что сорок дней, пока душа Марии бродит по земле, он обязан быть в доме, где ее убили. Грех, мол, оставлять ее одну.

Александр большим глотком допил остаток кофе.

— Врет, наверное. На верующего не похож. В церкви, кстати, только раз и был. Заказал заупокойную на все оставшиеся дни до сороковины.

Смеляков засунул немытую чашку в письменный стол.

— А может, и не врет. Сама знаешь, те, кто побывал в Чечне, а этот Одинцов был и на первой войне, и на нынешней, все они не от мира сего.

Ольга подошла к окну. Нет, генеральской машины во дворе все еще не было.

— Поговорить бы с Одинцовым, расспросить, каково там сейчас, в Чечне?

— Вот и расспрашивай — это твой хлеб.

Ольга не стала рассказывать Смелякову, что на прошлой неделе попыталась сделать это. Она знала, что остановился Одинцов в том же доме, где жила и умерла жена, — заплачено было за постой до конца полугодия. Хозяин старого двухэтажного деревянного дома, недавно обложенного кирпичом, уже год гостил у сына на Украине, раньше осени возвращаться не собирался, дочь, с которой вел переговоры Одинцов, не была против, чтобы он пожил недельку-другую. Тем более что в отцовском доме она не жила, у нее была своя квартира. Не возражала она и когда во дворе дома появилась огромная, заросшая длинной черной шерстью собака. Одинцов сказал, что пса отдали ему за бутылку водки в городском питомнике. Собака была ростом с теленка, густой хриплый лай наводил страх на округу. Одинцова пес слушался беспрекословно.

С этой собакой Баскервилей — так Ольга нарекла пса с первой секунды — ей пришлось познакомиться. Прежде у Марии она была пару раз, обычно шла без стука, калитка не запиралась. Стучать не имело смысла — от калитки асфальтовая дорожка вела в глубь участка, мимо закрытой половины хозяйского дома: стучи не стучи, кричи не кричи — без толку, в той половине, где жила Маша, а нынче ее муж, все равно не услышат.