Позволь тебя не разлюбить (СИ) - Лабрус Елена
— Да шучу я, шучу, — улыбнулся он. — Наверняка же ты сейчас спросишь: мне какой.
— Не спрошу. Здесь только тот, что пью я. А я пью обычный, чёрный, в пакетиках. Давай снимай с себя всё это, — показала я на его мокрую и грязную одежду. — И забирайся под одеяло.
Я демонстративно отвернулась, пока он раздевался, усердно делая вид, что не хочу знать, что у него под рубашкой с брюками. Есть ли кубики на прессе или мне померещилось? А волосы на лобке тоже блондинистые или темнее? Я где-то читала, что волосы на лобке всегда темнее…
— А кем ты работаешь? — спросил гость, обрывая мой поток сознания, за который впору было покраснеть.
— Бухгалтером, — повернулась я, справедливо решив, что раз диван заскрипел, значит, Его Величество лёг и прикрылся.
Чёрт! Как бы не так. Он сел и не прикрылся.
А король-то голый, мелькнуло в голове.
И да, волосы на лобке определённо были темнее. Намного темнее.
Удивительно, как много успевает выхватить взгляд за секунду. Я поспешно отвернулась, успев оценить и волосатые ноги, и пресс, и то, чего видеть была не должна.
Твою мать! И как теперь это развидеть? Как вообще можно развидеть приличных размеров орган, один вид которого заставил мучительно сжаться низ живота и почувствовать острое желание ощутить его в себе. И это он ещё невозбуждённый.
— Голова закружилась, — ничуть не смутился Его Величество. — Можешь поворачиваться, — великодушно разрешил он.
Я бы не удивилась, если бы чёртов эксгибиционист снова не прикрылся, но он удивил — натянул на себя одеяло.
— Тебе восемнадцать то есть? — спросил он.
— Мне двадцать пять, — смерила я его взглядом.
Терпеть не могу фальшивые комплименты, особенно когда они касаются возраста и роста, особенно фразу «маленькая собачка до старости щенок».
— Я же не нанёс тебе психологическую травму? — улыбнулся он.
— Очень на это надеюсь, — поправила я подушку и, подавив желание положить таявший в полотенце лёд на его пах вместо лба, улыбнулась.
Мой гость тоже улыбнулся. Улыбнулся, как нельзя, просто категорически запрещено улыбаться девушкам: словно ничего в жизни не встречал прекраснее.
Нельзя, потому что девушки от таких улыбок теряют и головы, и сердца, и трусики.
А их, засранцев, интересуют только трусики.
Глава 5
— Тебя действительно зовут Вивьен? — спросил Его Величество, когда я вернулась с чаем. — Или мне пригрезилось?
— Тебе не пригрезилось. Вивьен, как Джулию Робертс в «Красотке», и Вивьен Ли… — поставила я чашку на стол, передвинув его ближе к дивану, чтобы моему гостю было удобнее.
— Из «Унесённых ветром»? — подсказал он.
— Мама — большая поклонница обеих: и Джулии, и Скарлетт, — ответила я, волоча тяжёлое кресло-качалку. — Она решила, что это хорошая идея — дать дочери оригинальное имя. И вот, — переложив на стол книгу, что была в кресле, я села, подогнув под себя ногу.
На самом деле в паспорте я записана того хуже: Вивьен-Мария. Папа с мамой не согласился, поэтому мне дали двойное имя, но не рассказывать же незнакомцу о себе всё.
— А родители твои где? — спросил он.
— Живут на полярной станции. Изучают жизнь белых медведей и прочих моржей. Они биологи.
— Занятная у тебя семья.
— Что есть, то есть, — пожала я плечами. — А ты? Чем занимаешься?
— Думаю, для собственной безопасности тебе пока не стоит знать, кто я и чем сейчас занимаюсь.
— Пока? — усмехнулась я. — Что, так и обращаться? Ваше эльфийское Величество?
— Ну, скажем, зови меня Андрей.
— Как скажете, Ваше Величество Андрей, — шутливо раскланялась я.
— Мне тридцать один, я не женат и по жизни занимаюсь всякими глупостями, — улыбнулся он. — Ценными бумагами, рискованными сделками, стартапами разной степени успешности.
Я удивилась. Не тянул он на акулу бизнеса, скорее, на раздолбая, который весь день проводит на пляже (загар и выцветшие на солнце волосы это лишь подтверждали), катается на сёрфе (накачанные мышцы не оставляли сомнений и на этот счёт), клеит девчонок и ко всему относится легко и непринуждённо, не обременяя себя ни обязательствами, ни угрызениями совести.
Впрочем, «рискованными сделками» и так всё сказано.
— Интересно? — спросила я.
— Очень, — усмехнулся он.
— А в свободное время?
— Свободное время для венчурного инвестора роскошь. Но сейчас я по максимуму закрыл все действующие проекты, передал партнёрам, взял перерыв и прилетел, чтобы кое с чем разобраться. Да, живу я в основном в Москве, — добавил он.
— А не в основном?
— Где придётся. Дубай, Сочи, Стамбул, Сидней.
— Ясно, — кивнула я. Всё это как раз про пляжи, сёрфинг, девчонок и пряные коктейли. — Ладно, отдыхай.
— А ты куда? — тревожно встрепенулся он и сжал мою руку.
— Сообщать в соответствующие органы, что выловила из реки неизвестного науке венчурного инвестора, — ответила я с невозмутимым выражением лица. — Но, если не хочешь умереть с голоду, лучше меня отпустить.
— Только никаких врачей, — покачал он головой.
Я усмехнулась. Боюсь, боюсь!
— Не скучай! — похлопала я его по руке, что разомкнулась на моём запястье.
Хочет без врачей, пусть будет без врачей. Но нравится Королю эльфов или нет, я решила съездить в деревню, на ту сторону озера, в аптеку и заодно за продуктами — его же чем-то надо кормить, а я привезла только всякие глупости, которыми питалась сама: чипсы, сухарики, йогурты, лапшу быстрого приготовления, картофельное пюре в банках.
— Дюймовочка! — окликнул он.
— Что? — повернулась я в дверях.
— Ничего, — улыбнулся он и закрыл глаза.
Глава 6
Чёртов катер никак не хотел заводиться.
Уж я его и так и сяк. И топливо подкачивала, и ласковые слова говорила, и штурвал гладила.
Надо бы показать механику, может, за зиму выдавило какие-нибудь прокладки.
И я обязательно покажу, но… пожалуйста, пожалуйста, мой хороший!.. только не сейчас.
И Мотылёк, как я ласково звала дедову старенькую, но крутую лодчонку, меня услышал — взревел, закашлялся, задымил, а потом его железное сердце застучало ровно и без сбоев.
Лодка резала гладь озера. Врываясь в приоткрытое окно, ветер трепал волосы.
В воде отражались облака. В сиреневой дымке цветущего багульника тонули берега. Синела полоска горизонта. Блестели на солнце золотые купола церкви. Над озером летел протяжный колокольный звон, сегодня какой-то особенно грустный, даже тоскливый.
Обожаю водить. Особенно катер.
Обожаю это озеро. И свой дом.
— Ни за что тебя не продам, — гордо тряхнув головой, я оглянулась проводить дом глазами.
Невольно скривилась, вспомнив лицо мужчины, что снова приезжал на прошлой неделе. Красивое до тошноты. С резко очерченными скулами, волевым подбородком.
Вот бывает же так: человек — говно, а лицо иконописное. И хотелось бы придраться, да не к чему. Ни родинки какой-нибудь безобразной, ни горбинки на носу, ни прыщика на подбородке. Разве что шрам на лбу, да и тот у самой кромки волос.
Говорят, шрамы мужчину красят, но куда уж краше. Уж он и ростом вышел, и телосложением не подкачал. Спортивный, стройный, длинноногий, как сука, олень. В самом расцвете репродуктивных функций — тридцать с небольшим. Уже не мальчик, но ещё молод и полон сил.
Фамилия ему только досталась простоватая — Рябцев, но фамилию на лбу не пишут.
— Вивьен, — стоял Рябцев на причале у моего дома, засунув руки в карманы брюк небесно-серого костюма, и сверлил меня глазами, цвета, кажется, бирюзы, не разобрала.
Весенний день выдался на редкость тёплым, я, наконец, спустила на воду катер и отмывала его от пыли. Начищала хромированные детали и вполуха слушала непрошеного гостя, предложение которого меня не интересовало.
Ты была заводилой у нас,
