Джулия Гарвуд - Огонь и лед

— Я не планировал… — начал Алек.

— Агент Бьюкенен, ты думаешь, я вам предлагаю это сделать? Разреши мне прояснить это недоразумение прямо сейчас. Ты сделаешь перерыв в работе. И ты тоже, агент Макалистер. Это не обсуждается. Да, еще: вы останетесь в Чикаго на время всего вашего отпуска.

— Почему бы не назвать вещи своими именами? — спросил Алек.

— И как же?

— Нас временно отстраняют от работы.

Она покачала головой.

— Отстранить вас от работы — значит признать, будто я считаю, что вы сделали что-то не так.

— Как долго мы будем в отпуске? — поинтересовался Джек и скрестил руки на груди в ожидании ответа.

Впрочем, на вопрос она не ответила.

— Пока вы наслаждаетесь своим отпуском в Чикаго, — подчеркнула она, — вы будете каждое утро отчитываться по электронной почте или по телефону. Вы будете избегать разговоров со СМИ, а также не будете говорить им, куда, по-вашему, они должны засунуть свои микрофоны, агент Макалистер. Вы должны быть готовы вернуться к работе спустя двадцать четыре часа после того, как вас известят об этом, и именно поэтому вы будете находиться рядом, на случай, если понадобитесь мне.

Джек собирался поспорить, но Алек заговорил первым:

— Когда начнется наш отпуск?

— Сейчас.

Джек уже шел за Алеком к двери, когда Питтман позвала его:

— Агент Макалистер?

— Да, мэм?

— Сегодня ты отлично поработал.

«Какого…» — подумал Джек, но промолчал. Он просто кивнул начальнице и пошел дальше, но, как только они с Алеком оказались в лифте, повторил ее слова:

— Сегодня отлично поработал? Что она хотела этим сказать? Ты работал на нее дольше, чем я, так скажи, она язвила или пыталась пошутить?

— Ни то, ни другое, — ответил Алек. — Сегодня ты хорошо поработал, и она это признает. Ты видел видео. Парень все снял с той минуты, как эти обдолбанные ублюдки вошли внутрь, и до самого конца. Ты предотвратил кровопролитие.

— Кто-то из нас должен был забрать телефон у парня, перед тем как заказать чизбургеры.

Алек засмеялся.

— Ага, как раз это и подвело нас обоих. А ведь чизбургеры даже не были вкусными.

Двери лифта открылись в гараже уровня Б. Алек пошел в одну сторону, Джек — в другую.

— Во сколько встречаемся завтра вечером? — крикнул Джек.

— Постарайся быть там к девяти. И принеси деньги, Джек. Много денег. Я хочу отыграться.

Джек рассмеялся:

— Ага, будто это возможно.

ЗАПИСЬ В ДНЕВНИКЕ

Сегодня днем прибыли в Фэрбенкс[22]. Весна, но все еще холодно. У нас у всех с собой дополнительное оборудование. Брендон заверил нас, что все, что нам понадобится, уже в нашем убежище дожидается распаковки. Завтра мы полетим в Барроу[23], а оттуда у нас начнется настоящий поход к нашему исследовательскому учреждению. Брендон показал нам фотографии. По многим критериям лаборатория довольно просторная и соединяется с двумя временными пристройками, где мы будем жить. Помимо научной работы, у каждого из нас есть и другие обязанности. Эрика назначили нашим медиком на случай, если зимой случится чрезвычайная ситуация и получить помощь извне будет невозможно. Он обеспечил лабораторию продовольствием и лекарствами, но все мы знаем об опасности, с которой нам придется столкнуться, пока мы будем жить здесь в полной изоляции, выполняя свою работу. Кирк отвечает за оружие. У нас нет ни малейшего желания причинить вред какому-либо животному. Это мы тут незваные гости, а не они, но если нам придется столкнуться с гризли, надеемся, что звук выстрела нашей винтовки прогонит его. Никто из нас не оставит безопасность нашего убежища без защиты. Песец, как известно, переносчик бешенства, и мы убьем любого переносчика бешенства, который попадется нам на глаза. Да, проблемы будут. И мы встретим их во всеоружии.

ТРИ

СОФИ ЗНАЛА, ЧТО ОПАЗДЫВАЕТ. Но за ленчем она пролила соус на блузку и прежде, чем встретиться «У Космо» с Уильямом Харрингтоном, должна была заскочить домой переодеться. А еще ей нужен был диктофон.

Временами, как сегодня, когда она крутилась как белка в колесе, Софи жалела, что у нее все еще нет машины. Ей нужно было пробежать на высоких каблуках три квартала (три очень длинных квартала), чтобы добраться до надземки[24], и в это время дня поезд наверняка будет забит злой толпой людей, возвращающихся с работы.

Она едва успела втиснуться в поезд перед тем, как двери закрылись. Воздух внутри был душным, к тому же воняло старым дезинфицирующим средством. Софи медленно пробивалась в заднюю часть вагона. Двое подростков попытались вовлечь ее в беседу. Выдав улыбочку и ничего им не ответив, она продолжила свой путь. Софи прошла мимо мужчины средних лет, от которого несло виски и который, судя по всему, долго не прикасался к мылу. Она решила, что ей улыбнулась удача, когда нашла позади него пустую скамью и села. Пьяница повернулся к ней лицом. Его опухшие веки были на пол-лица, он начал крениться влево, но резко выпрямился и подвинулся к ней. Держась за перекладину над головой, он продолжал попытки привлечь ее внимание, издавая странные звуки и искоса поглядывая на нее. Мужчина олицетворял собой выражение “грязный старикашка”. Софи решила, что он мог быть родственничком Гари, учитывая такой же противный хитрый взгляд.

Двое подростков оказались весьма благородными. Как и все остальные в поезде, они заметили поведение мужчины. Вскочив на ноги, они сжали его с двух сторон и не позволяли ему приблизиться к Софи. А еще не дали ему выйти из поезда следом за ней.

И хотя в их милом жесте не было необходимости, она послала им благодарную улыбку. Она была вполне способна позаботиться о себе сама. Муж ее лучшей подруги был агентом ФБР и научил Софи всем приемам, которые ей были нужны, чтобы себя защитить. Кроме того, у нее с собой был баллончик со слезоточивым газом, который она перестала сжимать в руке, как только сошла с поезда.

У Софи оставалось полчаса до встречи. К счастью, ее маленькая квартирка в Линкольн-парке была всего в паре кварталов от паба «У Космо», что она сознательно не упомянула в разговоре с Харрингтоном. Лишь немногие, не считая стражей порядка, знали, где она живет (или ей нравилось так думать), и она была полна решимости сохранить свою личную жизнь именно такой: личной.

Ее отец подарил ей квартиру на шестнадцатилетие и, как только она достигла этого возраста, переписал ее на Софи. С условиями. Она не могла ее продать, а это значило, что фактически квартира ей не принадлежит. По крайней мерее, она была куплена не в ипотеку — и на том спасибо. Отец заплатил за нее наличными. Будучи подростком, Софи особо не интересовалась, откуда у него деньги. Тогда она была слишком занята, беспокоясь о том, что ее заберет социальная служба после его неизбежного, как ей представлялось, ареста. В то время у нее в голове просто не оставалось места, чтобы думать о денежных проблемах или о том, как ее отец, не имея работы, мог вести такой экстравагантный образ жизни. Тогда экстравагантность казалась обыденностью. Софи никогда не знала ничего другого.