Ирина Мельникова - Ржавый Рыцарь и Пистолетов

Даша тоже рассматривала его, не скрывая, что ей нравится, как он сейчас выглядит, хотя одет Оляля был так себе. Честно сказать, плохо одет, плохо и грязно! В толстый рыжий свитер с большим пятном на животе. Даша знала, оно от солярки, которую Гриша пролил когда-то на себя по пьяни, растапливая плиту сырыми дровами. Сверху на свитер он натянул волчью, побитую молью безрукавку мехом наружу. Стоптанные унты и старые-престарые джинсы все в пятнах от краски довершали этот весьма живописный портрет модного ныне художника Григория Оляли. Но, кажется, ему, как и прежде, было плевать и на свой вид, и на то, что его талант наконец-то оценили. И как это частенько бывает с российскими талантами, сначала его работы разглядели за рубежом.

— Ну как, Григорий? Угодил я тебе сегодня? — Водитель такси стоял уже рядом с ними и курил. — Или про товарищей тут же забыл, как только красоту свою встретил?

— Придурок ты, Константин. Ничего не понимаешь! — беззлобно отмахнулся от него Оляля. — Я с этой красотой десять лет за одной партой отсидел.

— Тогда не я, а ты, Гриша, придурок, причем полный. — Водитель покрутил пальцем у виска. — Такую девку упустил!

— Слушай, Костя, валил бы ты отсюда, — предложил Оляля и, подхватив Дашу под локоть, поинтересовался: — Сколько эта шкура с тебя сорвала?

— Двести, — засмеялась Даша, — почти бесплатно по московским меркам.

— Двести? — ужаснулся Гриша. — Ах ты, гад! — Он ринулся сквозь сугробы за пустившимся наутек водителем. Но не успел. Таксист оказался проворнее и развернул машину прямо у него под носом. Оляля некоторое время бежал рядом с машиной, ухватившись за ее капот. Снежные фонтаны из-под колес газующего в заносах автомобиля обдавали его с головы до ног. Но он не сдавался. И победил. Открылась дверца, мелькнула рука водителя, и Оляля заспешил обратно, победно размахивая отвоеванной сотней.

— Ишь ты, брандахлыст! — приговаривал он, задыхаясь. — Падла мордатая! Еще утром ко мне Мишку подвозил за сотнягу, а с тебя, вишь, двести сорвал! Я ему покажу, как на бабах бизнес делать. На шлюхах тренируйся, а мою Дашку не трожь!

Глава 3

Он опять подцепил ее под руку. Даша едва успевала перебирать ногами, зачастую они и вовсе повисали в воздухе, когда Гриша подхватывал ее под мышку, чтобы не застряла в воротах, а то чуть не внес ее на высокое крыльцо дома, в котором он провел все сорок лет своей не слишком веселой жизни.

— Заходи! — Он наконец отпустил ее и распахнул дверь.

Дом состоял из трех комнат: кухни, спальни-гостиной и Гришиной мастерской, в которую он превратил вторую половину пятистенки. В ней когда-то проживала его тетка, сестра отца. А после ее смерти лет пятнадцать назад Гриша стал полноправным хозяином всего дома.

Даша вдохнула привычные запахи масляных красок, олифы, конопляного масла. Одному богу было известно, где Гриша умудрялся доставать его в нынешнее время. И ей показалось, что она снова вернулась в детство. Вот сейчас они заберутся на чердак, и Гриша напишет очередной ее портрет.

Вряд ли какие из них сохранились. Но самый, на ее взгляд, удачный, который он написал на следующий день после выпускного вечера, висел в спальне ее питерской квартиры. И когда было особенно плохо, все валилось из рук, а жизнь, казалось, разлетелась вдребезги, Даша садилась в кресло и долго-долго смотрела на себя семнадцатилетнюю, глупую и наивную, верившую, что самое главное счастье впереди. И от души отлегало. И правда, думала она, сколько мне еще лет? Все только начинается! Главное счастье впереди. Оно спешит ко мне, и мы обязательно встретимся.

Пока не встретились! Она горько усмехнулась. Ей катастрофически не везло на мужиков, возможно, потому, что она пыталась выстроить их под себя и тем самым изначально рыла могилу любым отношениям.

— Проходи! — приказал Оляля. — Разувайся, пусть ноги по настоящему дереву походят. — Он бросил ей в руки носки из собачьего пуха. — Надень, а то от дверей холодом несет.

Даша послушно натянула пушистые носки и даже зажмурилась от удовольствия. Правда, ее стильный наряд не совсем с ними сочетался, но в доме Оляли никто не посмел бы в чем-то ее упрекнуть или обидеть. В этих стенах она чувствовала себя спокойно и надежно, чего давно не испытывала даже в собственной квартире.

— Ночевать будешь? — Оляля спросил это как бы между прочим, не поворачивая головы. Но тем самым выдал свой несомненный интерес, ведь Даша знала его как облупленного. Сейчас он занимался тем, что развешивал ее одежду по стульям, а сам небось гадал, что за дела привели ее в его дом, зачем пожаловала столичная фифа?

Фифой он обзывал ее редко, только когда по-особому обижался на нее. Но сейчас она не могла понять, о чем он думает, почему так тщательно пристраивает пуховик и ищет место для шапочки? Вешалка в доме Оляли мало приспособлена для нормальной одежды. Она всегда забита каким-то тряпьем: старыми шубами, ватниками, облезлыми куртками из кожзаменителя. Будь Дашина воля, она давно сожгла бы весь этот хлам в печи, но знала: Лялька не позволит. Каждый, даже самый ветхий, наряд имел свое назначение. В одном Гриша таскал уголь, в другом — пилил дрова, в третьем — сажал картошку, а в четвертом копал ее по осени. Он не гнушался пробежаться в этой рвани до магазина или отправиться на этюды в ближние горы.

— Нет, ночевать не буду, — ответила наконец Даша на его вопрос. — Устроилась в гостинице. Ты ведь знаешь, почему я приехала?

— Знаю, — вздохнул Гриша, — мне Танька с раннего утра позвонила, а после Манька доложил. Только Танька сказала, что ты не приедешь на похороны. Дескать, где-то в Италии загораешь. А искать тебя по заграницам у нее ни денег нет, ни времени.

— Без нее нашли, — сухо ответила Даша. — И не в Италии я была, а в Москве, на ярмарке. Делов-то было, у мамы спросить!

— Да бог с ней, с Танькой! — махнул рукой Оляля. — Что, мы не знаем эту сучь?

Даша переступила порог гостиной и приятно удивилась. Кажется, жизнь Оляли и впрямь повернулась к нему лицом. Полы в доме были чисто вымыты, старенький диван накрыт новым пледом, в углу светился экран японского телевизора. В прошлый ее приезд Гриша изредка пялился в старый «Рассвет» и каналы переключал плоскогубцами.

— Не ходи в мастерскую, пообедаем, тогда я тебе настоящую экскурсию устрою! — Гриша перехватил ее руку на дверной ручке. — Есть у меня для тебя подарок, чуть-чуть не законченный, но у нас с тобой чуть-чуть не считается. Чуть-чуть не влюбился, чуть-чуть не женился… — Он нервно хохотнул, а после обнял ее за плечи и закружил по комнате. — Дашка, Дашка, что ж, ты только на поминки и вырвалась, чтоб меня повидать? Не помри Олегович, еще сто лет бы не появилась!