Георгий Ланской - Оглянись на пороге

Остановившись перед Ириной, она зло дернула Аленку за руку, поставила рядом с собой и, злясь из-за своего растрепанного вида, решительно повторила:

— Поговорить надо.

Холеная стерва смотрела с высоты своих каблуков и беспощадно ухмылялась. Пришла даже мысль: не броситься ли в драку? Выдрать ей волосики да чавку начистить, как в школе, вот тогда бы та покудахтала на своем Лебедином озере.

В школе Наталья была боевой и постоянно дралась, в основном за парней, на заднем дворе, после дискотеки. Из драк почти всегда выходила победительницей, поскольку девчонки ее побаивались. Ничего девчоночьего в ее схватках не было. Она дралась как мальчишка, стараясь угодить противнику маленьким кулачком в нос, глаз или скулу.

Да, было время…

Однажды нарвалась на соперницу, равную себе. Точнее, это она так придумала, что равную, поскольку та была выше, крупнее и не боялась никого и ничего. Наталье показалось, что соперница положила глаза на ее парня, и вызвала зарвавшуюся выскочку «на разговор».

Разговор прошел с разгромным счетом 1:0.

Она не любила вспоминать, что та девчонка не стала долго слушать, а со всего размаха дала в зубы, разбив губу, а потом, сбив с ног, долго пинала ногами, закованными в модные сапожки. Наталья пыталась отбиваться, но потом просто лежала, подтянув колени к подбородку, закрывая лицо руками. Самым страшным было то, что обе не издали ни одного звука. Девчонки, вызванные в качестве моральной поддержки, визжали, а две гладиаторши мутузили друг друга в молчании, коротко выдыхая под нос.

После того случая Наталья даже попыталась с соперницей подружиться, так сказать, признав в ней ровню, но та дружбы не приняла, смотрела снисходительно, как овчарка на дворовую моську.

Примерно так же, как эта… лебедица, чтоб ей сдохнуть!

Презрительный взгляд Ирины пронизывал с ног до головы, и Наталья почему-то не отважилась наброситься на нее. Вместо этого она стала судорожно запихивать под шубку выбившуюся шаль и нервно поправлять волосы. Аленка, как только мать отпустила ее руку, немедленно плюхнулась на попу, наморщила нос и даже приготовилась зареветь, но потом передумала, неуклюже поднялась и встала рядом, с интересом поглядывая на ледяную дорожку, идущую под уклон.

— Я тебя по-хорошему прошу, — зло сказала Наталья. — Оставь меня в покое.

Ирина снова шевельнула бровями, сведя их на переносице.

— Не поняла, — холодно сказала она. — Я должна оставить тебя в покое? Я?

— Ты!

Ирина опустила голову и стала демонстративно стряхивать снег с рукава пальто. Когда она вновь посмотрела на кипевшую от ярости Наталью, презрения в ее стальных глазах прибавилось, хотя, казалось, куда еще…

— Милая, — ядовито сказала Ирина, — а ты ничего не напутала? Это ведь ты у меня мужа увела. Это тебе надо ходить по двору тише мыши и при виде меня забиваться в щель. А вместо этого ты стоишь и качаешь права. И что я еще должна для тебя сделать? Переписать квартиру, машину, дачу?

— Дуру из себя не строй, а! — взвизгнула Наталья. — Думаешь, я не знаю, что это ты?

Ирина вздохнула. Соседка зло сжимала и разжимала кулачки, словно готовилась ринуться в бой. Аленка подергала ее за рукав, стараясь привлечь внимание.

— Ма! — сказала она и показала ручкой на ледовую дорожку. Наталья вырвала руку.

— Алена, стой спокойно, не видишь — взрослые разговаривают!

— Ребенка заморозишь, — сказала Ирина.

— Не твое дело! Мой ребенок, хочу — морожу, хочу — отогреваю!

— Ты прямо как про курицу о дочери…

— А тебе что за дело? Что ты лезешь, куда тебя не просят?

— Я лезу? — изумилась собеседница, заметно возвысив голос. — А не наоборот?

Они не заметили, как начали орать друг на друга, как две базарные бабы, прямо посреди улицы, на глазах редких, скукожившихся от мороза прохожих. Те на свару косились и бежали мимо, притормаживая у ступенек к переходу, основательно цепляясь за перила. Не упасть бы, только б не упасть, иначе перелом копчика…

Аленка, укутанная шарфом почти до глаз, развернулась и медленно покосолапила к ступенькам, переваливаясь как медвежонок. На ее уход мать не обратила никакого внимания, занятая более важным делом.

— Ты! — завизжала Наталья. — Ты! Ты! Это ты лезешь и все портишь! Думаешь, я не знаю, что это ты на меня ментов науськала, когда твоей мамаше по башке дали? Думаешь, не знаю, что ты, сука драная, в опеку на меня настучала? О дочке моей печешься, падла? Хочешь, чтоб ее у меня отобрали, да? А вот это ты видела?

Наталья резким движением сунула Ирине под нос руку с оттопыренным средним пальцем.

— Что? Скушала, вобла мороженая? — расхохоталась Наталья. — Не обляпайся! Да если бы не ты, Сережа мой был бы, поняла? Мой! Он все равно ко мне придет, поняла? Все по-моему будет!

Она все лезла Ирине в лицо рукой с оттопыренным пальцем, и та, отступившая назад, вдруг потемнела лицом, резко отбила руку. Удар был довольно силен, чего Наталья никак не ожидала от худющей балерины. Ей даже показалось, что по руке ударили палкой.

— Ты охренела, что ли? — взвыла она. Ирина толкнула Наталью, и та неуклюже отступила, семеня на каблуках и размахивая сумкой в воздухе, словно пращой.

Алена оглянулась на кричавших посреди улице взрослых, но то, что мама ругается с другой тетей, ее не очень заинтересовало. Она часто ругалась. Свинцовая, раскатанная дорожка изо льда притягивала ее как магнитом. Девочка разбежалась, наступила на нее, почти сразу поскользнувшись и упав на живот.

Уклон был небольшим, но выходил на проезжую часть. Разогнавшаяся Аленка вылетела прямо на дорогу.

Наталья в пылу ссоры не заметила, куда делась дочь, однако Ирина увидела это падение и ринулась вперед с диким воплем:

— Ребенка держите!

Она почти успела добежать до покрытых льдом ступенек в тот момент, когда из-за угла выскочил «БМВ». Послышался визг тормозов, а где-то сзади оглашенно вопила бегущая к перекрестку Наталья.

Перспектива, что нападение на Аллу Мореву останется в «глухарях», опера Владимира Антипкина невероятно беспокоило. Надежды на раскрытие не было ни малейшей, а списать на нападение гопоты не получалось. Уж больно странные события происходили вокруг семьи Моревых-Черновых.

Он включил чайник и в ожидании, пока тот закипит, взял листок бумаги и нарисовал на нем кособокого человечка. Подумав, пририсовал ему балетную пачку, зачеркал одну ногу и нарисовал вторую, невероятно длинную и кривую, задранную к потолку, словно нарисованная балерина решила попрактиковаться в каратэ. Дабы усилить половую принадлежность рисунка, балерине были пририсованы объемистые груди. Чрезвычайно довольный Антипкин раскопал в столе остатки печенья и стал набрасывать на листок версии.