Луанн Райс - Песчаные замки
— Она тебя хочет видеть.
— Папа, — Реджис стиснула его руку, — она и тебя хочет видеть. Вдобавок, ты должен ей рассказать про Криса Келли.
— Что это ты имеешь в виду? — спросил он.
— Я слышала, как ты просил его оставаться поблизости. Знал, что я собираюсь сказать, да?
— Боялся. — Он погладил ее по щеке. — Наверняка ничего не знал.
— Теперь я причиню вам кучу неприятностей?
Он, разумеется, отрицательно покачал головой. Всегда старается оградить ее от самого худшего. Несмотря ни на что, она с радостью рассказала ему все, что вспомнила. Теперь им всем придется взглянуть правде в лицо.
И снова жить вместе.
Глава 28
Сестра Бернадетта сидела рядом с Бренданом Маккарти, глядя на его ботинки. Как ни странно, ни прекрасные голубые глаза, ни длинные тонкие пальцы, ни глубокая мудрость, душевная чуткость в речах юноши не вызывали того спазма в горле, который возник при взгляде на его ботинки.
— Поэтому, понимаете, — говорил он, излагая свое досье, самое убедительное доказательство, — когда я обратился в католическое попечительское общество и узнал, что моя мать приехала из «Звезды морей»… а фамилия моего отца Келли… все стало абсолютно ясно.
— Понимаю, — кивнула Берни, не в силах отвести глаза от ботинок, коричневых, зашнурованных, сильно поношенных. Брендан среднего роста, и размер ноги средний — девятый-десятый.
— Я начал поиски пару лет назад.
— Да?
Она вспоминала своего младенца. Вспомнила, как взяла его на руки в день рождения, как кормила, смотрела в глаза, любовалась ножками, крошечными, совершенными, с маленькими пальчиками, целовала их, столько лет представляла, как он учится ходить… И теперь, глядя на ноги Брендана, воображала, как он делал первые шаги, учился шнуровать ботинки.
— Да, — подтвердил он. — Думал, что это несправедливо по отношению к моим родителям. К тем, кто меня вырастил.
— Почему передумал? — спросила Берни.
— Ну… — задумался он. — В душе что-то все время свербило. Я постоянно думал о людях, которые дали мне жизнь, нисколько не меньше любя своих приемных родителей. — Он помолчал. — Они сильно пьют. Давно начали, но когда я пошел в колледж, устроился на работу, стало совсем плохо. Они просто пропали.
— Смерть твоего брата была для них слишком страшным ударом, — заметила Берни. — Для всех вас.
— Правда, — согласился Брендан. — Я их не виню. Они его очень любили.
— Это не означает, что тебя они меньше любили.
— Знаю, — кивнул он. — Мне не хотелось причинять им боль. Но их… просто не стало. То есть, они сидели со мной в одной комнате, мы были вместе, а они… исчезли. Перестали существовать. Поэтому я подумал, что даже не заметят, если я постараюсь найти настоящих родителей.
— И поэтому приехал сюда.
— Да, — кивнул Брендан.
Берни отвела глаза от поношенных ботинок, взглянув в яркие умные проницательные голубые глаза, и увидела стоявшего рядом Тома. Может быть, он давно тут стоял и все слышал. Как только она его заметила, шагнул вперед.
— Привет, — сказал он, разглядывая Брендана во всех подробностях — черты лица, веснушки, чуть кривоватые нижние зубы.
— Привет, — кивнул Брендан и вдруг оробел. Был таким дружелюбным, откровенным, взволнованным, но при виде сиявшего, трепещущего Тома, который как будто действительно видел свое единственное дитя, как-то замкнулся. Тому хотелось, чтобы вся его семья собралась здесь и сейчас на скамейке у Голубого грота, чтобы Брендан был их сыном. Берни слегка подвинулась, Брендан тоже. Том сел с краю, мальчик оказался посередине.
— Том, — вымолвила Берни, — Брендан только что мне сказал, что он начал разыскивать…
— Я слышал, — кивнул он. — Знаю, искал настоящих родителей. И поиски привели его сюда. К нам.
— К вам, — подтвердил Брендан. — В досье говорится о «Звезде морей», указана фамилия Келли…
Берни закрыла глаза. Он не знает об их связи с Томом. Не имеет понятия, что она может быть его матерью. Пропустила вечерню, слыша высокие чистые голоса монахинь, поющих псалмы. Молитвенные песнопения неслись к небесам, смешиваясь с летним теплом, наполняя ей душу. Сколько раз после рождения мальчика она сидела в этой капелле, выпевая строчку за строчкой, страницу за страницей, зная, что никакие псалмы и молитвы не облегчат страданий.
— Все сходится, — тихим дрожащим голосом вымолвил Том.
— В документах об усыновлении сказано, где ты родился? — спросила Берни.
— Да, — подтвердил Брендан, роясь в карманах. Вытащил документ, который всегда носил с собой, отчего ее сердце заболело пуще прежнего, сильнее, чем от взгляда на ботинки мальчика и на Тома. — Тут написано: Нью-Лондон, Коннектикут, центральная больница Шорлайн.
Берни могла бы поклясться, что слышит, как биение сердца Тома эхом отзывается от стены Голубого грота у них за спиной, видела его ледяное отчаяние, с ошеломлением чувствуя в своей душе такое же разочарование.
— Нью-Лондон? — переспросил Том. — Точно?
Брендан кивнул, снова полез в карман. На этот раз вытащил рассчитанный на маленькую ручку голубой пластмассовый больничный браслетик с надписью: «Центральная больница Шорлайн, Брендан, младенец мужского пола».
— Видите? Фамилии у меня еще не было, но родители явно хотели назвать меня Бренданом.
Берни через его плечо посмотрела на Тома, но тот на нее не взглянул. Она видела, с каким безнадежным отчаянием он смотрит на бумагу, на браслет, на мальчика, в котором хотел видеть сына.
— Почему вы хотели меня так назвать? — спросил его Брендан.
Берни собралась ответить, сняв с Тома тяжкую ношу. Но он ее опередил, тихо вымолвив с состраданием и любовью, глядя прямо в голубые глаза юноши:
— Наш сын родился в Дублине.
— Нет, — растерянно возразил Брендан, — я родился в Нью-Лондоне…
— В Ирландии, в Дублине, — подтвердил Том. — Мы поехали туда знакомиться с историей своих предков задолго до того, как Берни…
Он не договорил: «задолго до того, как Берни ушла в монастырь».
Она слушала пенье сестер, дрожа всем телом, словно под ней тряслась сама земля. Том старался отговорить ее от монашеской жизни с той самой минуты, как она услышала зов — именно здесь, в «Звезде морей». Семья ею очень гордилась. Келли тоже. Берни первая из своего поколения — из обеих семей — стала монахиней.
Ночь за ночью бродила вокруг, вымаливая ответы. Всегда любила Тома, жаждала быть с ним, выйти за него замуж. В то же время ее тянуло в другую сторону — она всем сердцем любила Бога, мечтала многое сделать, многим помочь, полностью Ему отдавшись, став монахиней.
Прогоняла мечты, молилась, чтобы они ушли. Если бы не мечта стать монахиней, отбросила бы одолевавшие ее днем мысли, воспротивилась желанию вступить в орден здесь, в «Звезде морей», где встретила Тома, где они провели столько счастливых минут.
Но мечты не уходили. Берни постоянно слышала голос, твердивший о призвании, о покаянии и молитве Господу Богу и Деве Марии. Душа разрывалась между любовью к Тому и стремлением вступить в орден.
Сюда, в Голубой грот, она пришла помолиться, сообщить Богу, что выбрала Тома. Ее одолевали другие мечты. По ночам снился не монастырь, а семья — она, Том и маленький мальчик. Но когда она в тот день опустилась на колени, ей явилось видение.
Перед ней предстала Дева Мария. Берни стояла на коленях на камне, молилась у алтаря, прося наставления. Помнится, день был очень жаркий, ни ветерка, даже на берегу. А в грот вдруг дунул сильный бриз с ароматом роз. У нее голова закружилась от сладости, она почувствовала прикосновение прохладной руки ко лбу.
Дева Мария вытерла ей лоб платком, зашевелила губами, но слов Берни не слышала. Дул слишком сильный ветер — ураган, сирокко. Берни потянулась к ее руке, но Дева Мария исчезла.
Она заплакала, пав на колени, рыдала в голос, умоляла Марию вернуться. У нее столько вопросов, она так любит Тома — неужели ее с ним разлучают?
Верующая девушка не могла пренебречь видением, отмахнуться, сделать вид, будто ничего и не было. Посчитала его повелением посвятить жизнь Деве Марии и Богу. Рассказала назавтра Тому, и тот в диком бешенстве схватил ее за руки.
— Может быть, это приказ любить. Едем со мной в Ирландию, Берни. Осуществим давнюю мечту, посмотрим, откуда пришли наши предки, откуда мы взялись.
Сами сестры советовали не спешить: пусть она убедится в призвании, прежде чем приносить обеты. Бродя по монастырю, по территории Академии, зная, что это место всегда будет напоминать ей Ирландию — родную страну Келли и Салливанов, — она поняла, что если не поедет туда с Томом, ее это будет вечно преследовать.
И согласилась. Они прилетели в Шеннон.
Никогда еще Берни не видела такой яркой зелени, простиравшейся повсюду — трава, склоны холмов, луга, живые изгороди, — кругом живая, сочная, изумрудная зелень, огороженная и разделенная каменными серебристыми стенами. Везде, даже с самолета, она видела наследие своих предков, и как только ступила на землю, почувствовала себя дома.
