Борис Мишарин - Куртизанки дорог

Она молча указала им на соседние кресла, предложила вина, но они вежливо отказались.

— Что, дорогие мои Петровичи? С чем пожаловали?

— С добром, Диана Сергеевна, с добром, — ответил за обоих Рогов.

— Давайте свое добро, вываливайте — как-то без обычного интереса произнесла Диана.

— Отдохнуть бы вам, Диана Сергеевна, измотались совсем — посочувствовал Караваев.

— Ничего, Степа, посижу минутку, выпью бокал вина и снова войду в норму. Да, расслабилась я чего-то, раскисла совсем, но ничего, — как бы оправдывалась она.

Караваеву стало жаль эту, внешне спокойную и респектабельную, но на самом деле изможденную женщину. Красивая и умная — редкое сочетание. Красота в бизнесе, впрочем как и везде, давала свои преимущества, но и гипертрофировала зависть. А она боролась с мужиками и выживала.

— Мы, собственно так, на минутку заскочили, — начал Рогов. — Газетки вот свежие принесли. Пресса уже отреагировала, расписала все, как надо.

Он положил газеты поближе к Мурашовой.

— Не хочу ничего читать, расскажи в двух словах, — попросила она.

— Обычная реакция газетчиков в погоне за сенсациями — достоверные сведения в их литературной обработке. Вроде бы все верно изложено, но выводы предположительные, окрас явно политический и надуманный. Это же газетчики, Диана Сергеевна, иначе у них и сенсации не будет. Подумаешь — решил отомстить наркоман девке, что прогнала его из постели. Какая же тут сенсация? А так — возможный заказ властей, на худой конец, конкурентов, которые на корню хотят загубить благое дело. Это уже совсем другое…

— Значит прокуратуру они выставляют исполнителем чужой воли, — Мурашова немного задумалась. — И наверняка не пишут, что этот мальчик…

— Мирон, — подсказал Караваев.

— Что этот Мирон является сыном Домогацкой, сыном прокурорши.

— Да, вы правы, Диана Сергеевна, — подхватил мысль Рогов, — иначе совсем другой окрас у ситуации станет.

— А ведь я Домогацкую уважала и до сих пор уважаю. Практически она одна и была бельмом на глазу — ни каких откатов не признавала, ни давления… — Мурашова отпила немного из бокала. — Куда мы катимся, черт возьми? Везде ложь сплошная, коррупция, взяточничество. В администрации без отката и бумажки не получишь, в прокуратуре, кстати недавно узнала, что бы на работу устроиться — семьдесят тысяч заплатить надо. Правда или нет — не знаю, но так говорят. Не на саму работу, а в резерв стать, экзамены на профпригодность сдать… И это будущий сотрудник прокуратуры, который семьдесят штук заплатил — он что, честно работать станет? Да вернет он себе денежки и с лихвой. А суды? Народные наши суды… Про них вообще говорить не хочется. Зажрались, все им мало и мало. Вон, в Черемхово, председатель горсуда собственную практикантку изнасиловал. И что? Год решали — что с ним делать. Целый год преступник, насильник судом руководил. Потом только отстранили от должности. И если бы не общественность — то бы и дальше руководил. Кошмар какой-то… Все о демократии кричат, газетчики, так те вообще все исп…. извините, так и хочется выматериться. А где эта демократия? Вот ты, Рогов, где ты эту демократию видел? Где? Что это за штука такая — демократия, с чем ее едят?

Рогов молча пожал плечами, не хотел возражать или говорить чего-либо в этот момент хозяйке. Понимал, что сорвалась она от напряжения — пусть выговорится.

А Мурашова продолжала свой бабий «эпос»:

— Чего плечами жмешь? Возразить нечего? И не возражай — не получится. Демократия… Свобода выбора рабом себе господина? Туфта полная, раб даже господина себе выбрать не может, но должен проголосовать за выбранного элитной кучкой человека. Президента что, народ выбрал? Конечно, народ. А может более правильно сказать будет, что его старый выборно назначил? Молчишь? То-то… и дальше молчи — целей будешь. — Она снова отпила глоток вина, помолчала немного и продолжила. — У одного Жирика здравых мыслей больше, чем у всей Думы. Но Президентом его, однако, не выбирают и не выберут никогда. И не потому, что приказывают голосовать за конкретного кандидата — это я тоже проходила. В день выборов встретила одну знакомую, давно не виделись, пригласила ее в ресторан — посидеть, поговорить. Так она знаете что мне ответила? Некогда, видите ли, ей еще проголосовать надо успеть, а потом своему начальству отзвониться, что проголосовала и не просто, а за конкретного кандидата. Вот это, видимо, и есть демократия… Но, вернемся к Жирику. Боится его народ, слова — одно, дело — другое. Как поведет он себя у власти? Кончит кучку говнюков — здорово! А если на большее замахнется, если всех начнет без разбору… Вот и боятся люди, может и правильно боятся.

Мурашова немного выговорилась и почувствовала внутреннее облегчение, прикрыла веки. Караваев ткнул легонько в бок Рогова, кивнул головой в сторону хозяйки — мол уходить пора.

— Пойдем мы, Диана Сергеевна, — тихо произнес Рогов. — А вы отдыхайте, набирайтесь сил.

Она открыла глаза, вглядываясь в их лица.

— Хорошо, мальчики, идите, я действительно устрою себе выходной сегодня. А завтра ты, Сергей Петрович, организуй мне интервью на телевидении, не правильно будет, если Домогацкую совсем с дерьмом смешают. Помогу ей, чем смогу — объясню людям, что нет здесь никакого заказа. Материнская любовь ослепила, не дала подойти объективно к делу. Сейчас становятся не нужными честные люди — и это плохо, очень плохо.

Мурашова снова прикрыла веки, давая понять гостям, что они могут удалиться молча и быстро.

Опустошенность давила по-своему и Николай в третий раз вышел на балкон покурить. Волнение и чувство тревоги исчезли, оставляя какую-то пустоту в душе. Он, словно бездельник, маялся сейчас, как неприкаянный — чего-то хотелось и одновременно не хотелось ничего.

Теперь он понимал, что означают слова — звериное чутье. Словно загоняемый зверь, чувствовал он кожей и всем своим нутром, что скоро конец, развязка неизбежна. Скоро придут за ним и уже не уйти от ответственности, не гулять на свободе, не выпить пивка и не сходить в ресторан, не познать снова женщину.

Тревога, охватившая полностью, обострила мысли и Николай думал, думал, думал. Проколоться не мог нигде. Почему же возникла эта тревога, чувство приближающейся опасности? Значит могли его раскусить, проделать кропотливую и огромнейшую работу, перелопатить тонну информации и в результате выйти на маленький, но разрастающийся след. След, ведущий прямо к нему.

На чем могли повязать? Свидетелей нет, отпечатков нет, трупы молчат, вещ/доки отсутствуют.

Вещ/доки… А они не отсутствуют… По чехлам машины с уверенностью докажут, что все девчонки у него были и не просто были, а в определенной последовательности. Конечно, это еще не железобетонный факт убийства, но ниточка, не просто ниточка — целая веревка.