Падай, я ловлю (СИ) - Татьяна Семакова
— Да этого добра в любом гипермаркете летом полно, — отмахиваюсь, пытаясь избавиться от кружащегося в животе беспокойства.
— Еще нам нужен садовый рынок. Мама хотела посадить жимолость, сейчас самое время.
В итоге на даче оказываемся только через четыре часа. Родион достает кусы из багажника и преподносит их Ольге Михайловне на манер букета, выуживая из-за спины, женщина ахает и складывает руки у груди, а я хихикаю:
— Дамский угодник.
Туманов от неожиданности хрюкает и громко смеется, а я иду искать папу. Если честно, ожидаю, что он спит. Напился с вечера, мается похмельем. А он на огороде, в спортивных брюках и белой нательной майке, с повязанной на бедрах рубашкой лопатой машет. Да так бойко, что у меня брови взлетают.
— Доча! — радует счастливой улыбкой, заметив меня. — Вот это сюрприз. А мы тут с Михалной порядок наводим. Думаем, зеленушки грядку посадить, еще успеет вырасти. Салат какой-то, укроп, петрушку. Кинзу даже, хотя я предложил клопов собрать. Всяко быстрее. Там на помойке кто-то матрас выкинул…
— Федор! — возмущается Ольга Михайловна, папа шкодливо смеется, а я качаю головой с улыбкой, сообразив, почему он так громко разговаривает.
Ближе к двенадцати мой телефон начинает надрываться в открытое окно, я бросаю огурцы у колонки и опрометью несусь на второй этаж.
— Помешал? — ржет Зотов, когда я отвечаю с одышкой.
— Слава Богу, — выдыхаю громко.
— Совсем затрахал? — соболезнует Дима.
— Где вас черти носят? — ворчу, встав спиной к окну и чуть сбоку. Высоковато, однако.
— Там, сям… — загадочно тянет Зотов. — Вас — это кого?
— Ты и Данька! У него телефон вообще отключен.
— Странно. Попробую набрать.
— Набери, — бубню недовольно. — Мы на даче, связь так себе.
— Отдыхайте. Разберусь, — говорит так уверенно, что я немного расслабляюсь и до самого вечера без особых мыслей занимаюсь делами.
— А-хре-неть, — с расстановками выдает Туманов, оценив вереницу банок с соленьями. — И это за день. В меню к закускам, что ли, добавить?
— Ага, в «Гаване», — фыркаю, стирая испарину со лба и устало опускаясь на стул. — Пино-коладу и маринованный огурчик, пожалуйста, — жеманничаю, пародируя гипотетическую клиентку. — С собой, — шепчу и оглядываюсь по сторонам, а Туманов закрывает глаза ладонью и подавляет рвущийся смешок.
— Ладно, сам съем, — флегматично пожимает плечами, достойно справившись с моей недостойной остротой и садится на корточки рядом. — Умаялась?
— Да что-то немножко… — бормочу с виноватой улыбкой.
— Зотов звонил. До Борисова так и не дозвонился. Дома его нет, машины тоже не появилось. Сказал, ночью поедет к нему на дачу.
— Почему ночью? — напрягаюсь и хмурюсь.
— Вот и мне интересно, — растягивает губы в недовольной гримасе. — Занят он. На прямой вопрос чем грозился выслать фотографии своего дружка. И он явно говорил не о собаке.
— Придурок, — фыркаю нервно.
— Да и явно что-то мутит. Но нам нет смысла его искать.
— Почему?
— А бесполезно, Саш. Если не хочет, чтобы были в курсе, не найдем. А если я ошибся и он дома, уже нам интереса никакого. К Борисову на дачу тащиться — тоже. Поздно и далеко. Зотов будет там раньше нас.
— И что же делать? — лопочу и закусываю уголок нижней губы.
— Предлагаю заночевать тут, а рано утром выехать. Мама уже постелила и объясняться с ней нет ни сил, ни желания.
Растерянно моргаю.
— Заночевать?
— Ну да, — беспечно ведет плечом. — Против?
— Да нет, просто… — мямлю, сгорая от мысли, что спать нам придется на одной постели, — нет, не против. Давай останемся. Какая разница где спать?
— Накинь толстовку и пойдем на веранду. Твой батя уже шашлыков нажарил, и я сейчас слюной захлебнусь.
Ужинаем, слушая рассказы родителей. Так по-доброму все, по-семейному… Папа выпил две рюмки и к бутылке больше не притрагивается, Ольга Михайловна поглядывает на него с гордостью, явно считая его сдержанность своей заслугой, и то и дело складывает гармошкой и расправляет салфетку, держа подбородок повыше, а мы с Тумановым сидим на плетеном диванчике. Он завернул меня в плед и обнял, свободной рукой отгоняя комаров, и мне не то, что вставать, шевелиться не хочется.
Сижу, зеваю. Тепло рядом с ним, уютно и спокойно. Глаза только открытыми держать тяжело. Прикрываю буквально на секундочку, а потом трясти вдруг начинает. Распахиваю глаза и не сразу понимаю, что это Туманов дрожит в попытке не ржать в голос.
— Да будет тебе! — шепотом возмущается Ольга Михайловна, замахиваясь на него полотенцем.
— Я задремала, что ли? — бормочу сонно, а Родион срывается на гогот.
— Исключительная особенность вырубаться в самый неожиданный момент, — шумно целует меня в макушку и подхватывает на руки. — Мы, пожалуй, спать.
— Идите, конечно! — охотно поддерживает его мама. — Столько дел переделали, Сашуля такая умничка! Ах, Федя, каких мы деток славных воспитали!
— Твоя правда, Михална, — слышу переполненный гордостью голос папы, прежде чем за нами закрывается дверь.
— По-моему, они себя нахваливали, — хмыкает Туманов.
— Ну, почему же, — кокетливо веду плечиком. — Я — умничка. А ты пять кустов посадил и оставшийся день непонятно чем занимался.
— Зато спать будешь в относительно чистой футболке, — опускает меня на кровать, стягивает футболку и бросает мне на голову. — Твоя пижама. Не благодари.
Ошарашено моргаю, видя его наглое лицо только одним глазом, но, когда он начинает играть грудными мышцами, прыскаю и смущенно закрываю его футболкой оба.
Переодеваюсь, пока он уходит помыть руки. Ложусь на самый край, он возвращается и устраивается на противоположном. Через приоткрытое окно врывается прохлада и непривычные звуки природы, а в груди снова скапливается тревога.
— Родь, — шепчу и он тут же отзывается:
— Что?
— Неспокойно мне как-то, — вздыхаю угрюмо. — Переживаю за этих двоих.
— Иди сюда. — Слышу, как он двигается ближе, и перемещаюсь сама, пока не чувствую жар его сильного тела. — Мне тоже, — признается, обнимая одной рукой, а вторую пропуская под моей шеей. И от этого откровения мне почему-то легче становится: если он, такой большой и грозный, переживает, то мне сам Бог велел. — Завтра все выясним.
Целует меня в голову, я пригреваюсь и быстро засыпаю. Потом, кажется, просыпаюсь… Кажется. Или все приснилось?
Глава 50
Сердце в горле колотится. Глаза распахиваю с первыми лучами солнца, в той же позе, в которой уснула и судорожно пытаюсь сообразить, было или не было. Родион размеренно дышит мне в макушку, кажется, будто спит еще. Рука расслаблена, на мне, кисть и ладонь на кровати. А меня потряхивает, причем конкретно. Не шевелюсь, но чувствую, что одета. Футболка, трусики, все на месте.
