Мэри Стюарт - И девять ждут тебя карет
Филипп оглядел уютную поляну. Она была залита солнцем и защищена со всех сторон. Вокруг нас теснились высокие деревья, густой кустарник словно взбирался по горным склонам. Темные падубы и белые, словно кость, стволы ясеня проглядывали сквозь туман молодых березовых листков, ярко-зеленых, как гроздья незрелого винограда. Внизу путаница ветвей круто спускалась к Тонону. Мне казалось, что его яркие кровли и стены домов были от нас не дальше мили. Я видела блестящие шпили, улицы, площадь с пестрыми газонами и белый парапет набережной. В самом городке тоже было множество деревьев: плакучие ивы, словно сошедшие с китайского рисунка тушью; кипарисы, возвышавшиеся над синим простором озера и придававшие пейзажу что-то итальянское; кое-где на фоне яркой стены целые тучи каких-то белых соцветий.
У моих ног протекал ручеек, а немного подальше, укрывшись под тенью ствола упавшей березы, расцветали примулы.
Филипп взял меня за руку:
— Я знаю это место.
— Правда? Откуда?
— Мы были здесь на пикнике. Тут росли колокольчики, и мы ели пирожные.
— Ты помнишь дорогу в Тонон? Как туда спуститься?
Он указал налево:
— Дорога здесь идет вниз уступами, как лестница. В самом низу забор и узкая тропинка. Она ведет к шоссе, и по ней можно выйти к гаражу и магазину, где живет бесхвостый рыжий кот.
— Она выходит на главную улицу?
Он нахмурился, глядя на меня.
— Ну...
— Там много народу, разные магазины и оживленное движение?
— Да нет. Там много деревьев и дома. На ней люди просто живут.
— Жилой район. Что ж, неплохо. А ты сможешь найти дорогу отсюда к вилле Мирей? — спросила я.
— Конечно. Между двумя заборами есть дорожка, по которой можно пройти почти к самому озеру, потом вы спускаетесь все ниже и ниже, там нижняя дорога и ворота. Мы туда всегда ездили на фуникулере.
— Боюсь, что на этот раз нам придется идти пешком. Ну что же, это чудесно, Филипп. Мы почти у цели. А с таким проводником, как ты, — я улыбнулась мальчику, — мы никогда не заблудимся, верно? Немножко позже я попрошу тебя снова рассказать мне о дороге к вилле Мирей, а сейчас, думаю, нам надо остановиться и отдохнуть.
— Здесь?
— Прямо здесь.
Он с облегчением уселся на березовый ствол.
— У меня болят ноги.
— Неудивительно.
— А у вас?
— Нет, ноги не болят, но я не спала прошлой ночью, и если я не отдохну немного, то засну на ходу.
— Как лошадка, — сказал Филипп и захихикал, может быть, чуть-чуть визгливо.
Я погладила его по щеке.
— Конечно, как лошадка. Ну а теперь я приготовлю постель, а ты сделай нам чай.
— Английский чай?
— Конечно.
Трава была сухая, солнце высоко стояло на небе, воздух веял теплом. Встав на колени у мертвого березового ствола, я тщательно разровняла землю, убрала сухие ветки, куски коры и несколько острых камней с нашей «постели» и разостлала свое пальто. Филипп торжественно делил остатки бисквита Уильяма на равные части. Он отдал мне мою долю вместе с половиной шоколадки. Мы ели молча и не торопясь.
— Филипп, — сказала я.
— Да, мадемуазель?
— Скоро мы будем в Тононе. Нам надо идти прямо в полицию.
Он молча смотрел на меня большими глазами.
— Я не знаю, где находится ближайший британский консул, — продолжала я, — а то мы бы могли пойти к нему. Не думаю, чтобы в Эвиане был консул, а в Женеву мы не попадем, потому что у тебя нет с собой документов. Поэтому остается только полиция.
Он все еще молчал. Я ожидала. Думаю, он знал так же хорошо, как и я, что в полиции прежде всего свяжутся с Леоном де Вальми. Через некоторое время он спросил:
— Когда вернется домой дядя Ипполит?
— Понятия не имею. Может быть, он уже приехал, но думаю, нам надо подождать еще немного... пока не стемнеет.
Пауза.
— А где этот ваш мсье Блейк?
— Не знаю. Может быть, где-нибудь в Дьедонне или вернулся в хижину. Но мы... мы не можем ждать его здесь. — Филипп быстро посмотрел на меня, и я поспешно добавила: — Мы можем позвонить из Тонона в «Кок Арди». Они ему передадут. Да, это хорошая мысль. Мы можем попытаться.
Филипп все еще ничего не отвечал. Я с беспокойством посмотрела на него:
— Ты хочешь сразу пойти к дяде? Правда?
Он кивнул.
— Филипп, знаешь, с тобой ничего не сделают, если ты пойдешь в полицию. Мы... мы должны туда пойти. Они будут очень добры к тебе и присмотрят за тобой, пока не приедет твой дядя Ипполит... лучше, чем я. Мы правда должны пойти туда.
— Нет, пожалуйста, не надо, мисс Мартин!
Я знала, что должна настоять на своем. Но меня переубедило не только красноречивое молчание Филиппа, не прикосновение его маленькой холодной руки. И я не очень-то боялась встретиться лицом к лицу с Леоном де Вальми... Но моя злость как-то растворилась, превратившись в усталость, так что мне тяжело было думать, что придется говорить с Леоном де Вальми в присутствии полицейских.
Была еще одна причина. Я признала это, чувствуя холодное презрение к себе. Я могла бы вести себя как подобает с Леоном де Вальми и с полицейскими, но не хотела иметь дело с Раулем. Я дура; больше того, если подвергну риску жизнь ребенка, то я не только дура, но и преступница... но я не пойду в полицию, если у меня нет полной уверенности в том, что Рауль невиновен. Я еще не была готова подвергать испытанию те доводы, которые подготовила в его защиту... не могу идти в полицию... еще не могу. Если им все расскажут, то я не хотела бы при этом присутствовать. Я буду ждать мсье Ипполита и, как жалкий трус, передам все на его усмотрение. Пусть из облаков внезапно спустится бог из машины и займется грязной работой. Я ведь только женщина, трусиха, у которой не хватает мужества на то, чтобы здраво отнестись к собственным рассуждениям.
— Ладно, — вздохнула я. — Мы отправимся прямо на виллу Мирей. Во всяком случае, де Вальми там уже побывали.
— Откуда вы знаете?
— Я? Мне так кажется, а тебе? Но твоего дяди еще там нет, малыш, я в этом уверена. Мы немного побудем здесь и хорошенько отдохнем. Я сейчас не способна на большее. Возьми, доешь шоколадку.
— Спасибо. — Он сонно улыбнулся. — Мне хочется спать.
— Хорошо, прикорни здесь и спи. Я тоже сейчас усну.
— И мне хочется пить.
— Думаю, что вода в ручье годится для питья. Она вытекает прямо из источника. Давай рискнем.
Мы напились, а потом улеглись на солнышке, подстелив под себя пальто, прижавшись друг к другу, и скоро уснули.
Я напрасно боялась, что беспокойные мысли не дадут мне спать. Сон обрушился на меня откуда-то с неба и окутал темным облаком. Я спала как мертвая до тех пор, пока солнце не стало заходить за вершину горы у долины Дьедонне и тени голых деревьев вытянули свои длинные пальцы через всю поляну, коснувшись нас первым вечерним холодком.
Филипп уже проснулся; он сидел, прижав подбородок к коленям, серьезно глядя на далекие крыши, пурпурные в меркнущем солнечном свете. Озеро было бледным опалом, укрытым тонким покрывалом поднимающегося тумана. Далеко, на противоположном берегу, видны были снежные вершины Швейцарии, подернутые оранжевым и розовым.
«Свет упал в небеса...» Я передернула плечами, словно от озноба, потом встала и протянула руку Филиппу.
— Ну а теперь, — коротко сказала я, — покажи мне свою дорожку, малыш, и пойдем.
Память не подвела Филиппа. Тропинка была на месте, и узкая проселочная дорога, и улочка с гаражом и лавочкой, мимо которых мы почти пробежали, боясь, что кто-нибудь узнает мальчика, который бывал здесь прежде. Он не сказал ни слова и все сильнее тащил меня за собой. Я наблюдала за ним с беспокойством. Силы покидали его, как вытекает песок из песочных часов.
Я подумала о том, что нам еще придется долго ждать, и в нерешительности закусила губы.
Сумерки опустились над городком. Мы шли вдоль улицы, по обеим сторонам которой простирались высокие стены оград, а вдоль тротуара росли ивы с подрезанными ветвями. Зажглись уличные фонари, и фестоны провисших проводов словно окаймляли голубоватые сумерки. Из гаража выехал грузовик и укатил, дребезжа по камням, и в полумраке его фары светились желтым, словно глаза только что проснувшегося льва. Большой легковой автомобиль промчался мимо нас по какому-то спешному делу. Двое рабочих на велосипедах энергично крутили педали, направляясь домой. Из переулка донеслись пронзительные звуки радио, запах жареной рыбы.
Филипп остановился. Он поднял на меня глаза. Его лицо побледнело и словно съежилось.
— Вот дорога, мадемуазель, — сказал он.
Я посмотрела направо, где открывался узкий проход между двух увитых плющом стен.
Это была узкая темная щель, пропадающая в тени на расстоянии примерно двадцати ярдов. Висячие побеги плюща усеивали стены, его листья были черные и острые и под легким ветром издавали странные металлические звуки.
